Станислав Зарницкий - Чичерин

Вместе с коммерсантами ехали журналисты. Русская тема стала модной. Некоторые ехали за правдой, большинство — за сенсациями. Первых нарком охотно принимал, терпеливо разъяснял непонятное для них, знакомил с целями и задачами советской политики, вторых по возможности избегал, знал, что для них важно не то, что он скажет, а лишь факт встречи с ним. Особенный наплыв корреспондентов наблюдался летом 1921 года. И неспроста: на Украине, в Поволжье выгорели все посевы. Призрак голода надвигался на опустошенную войнами страну.

У Чичерина корреспондент «Юманите». Это друг. Нарком охотно поясняет, что советская внешняя политика, как и политика, которую большевики проводят в самой России, — это политика производства. Дипломатия нацелена на оживление сельского хозяйства и промышленности, на экономическое сотрудничество Советской России с капиталистическими государствами.

— Неверно утверждать, что мы изменились, что мы от чего-то отреклись. Мы не Генрих IV. Изменились не мы, а наше окружение. Наши основные принципы остались теми же; только следует учитывать, что текущие проблемы всегда зависят от исторических условий.

В первый год своего существования Советская республика предложила экономическое сотрудничество — ей ответили экономической блокадой, — продолжает нарком. — Теперь возвращаются к прежнему, надеются приручить нас посредством торговли. Пути сошлись, англичане и русские хотят мира и торговли, лишь перспективы будущего у них разные. Англия поняла необходимость торговли, Франция стоит в стороне.

Нарком подходит к столу, протягивает корреспонденту номер «Нью репаблик», где красным карандашом отчеркнута заметка. Один из журналистов кропотливо изучил все сообщения из России, касающиеся Ленина, свел их воедино, получилась чудовищная ложь: Ленин с момента революции несколько раз арестовывался, бежал в Ригу, Архангельск и даже в Барселону…

— Мы даем это в нашу печать, — говорит нарком, — без всяких изменений, полностью. Пусть видят, как балуют иностранного читателя; не проходит дня, чтобы шайка профессиональных фальсификаторов не преподнесла ему самого разнообразного и самого фантастического меню.

Чичерин терпеливо разъясняет советскую политику, а в конце, когда корреспондент спрашивает, что передать от него рабочим французской столицы, говорит:

— Объясните, что мы достаточно стойки, чтобы не поддаваться на соблазнительные нашептывания, сулящие нам золотые горы. Пусть Франция последует примеру Англии, и она получит всевозможные выгоды.

Приветствуйте от нас Париж, некогда революционную столицу. Она уронила свой престиж, но по-прежнему дорога нам, и ее предместья, ее пригороды вскоре вернут ей ее былую славу. Ее девиз мог бы быть также и девизом Советской России, которая, как и она, «Fluctuat nec mergitur» [25] «Качается, но не тонет» ( латин. ) — девиз города Парижа. .

И закончил беседу упоминанием о надвигающемся страшном бедствии — голоде.

— Мы взываем к усилиям всех, кто вместе с нами хочет побороть этот бич.

Голод давал себя знать все трагичнее. Положение в наркомате было невероятно тяжелым.

В дни, когда накал драматических событий становился невыносимым, наркому приходилось откладывать в сторону неотложные дела и приниматься (в какой уж раз) за лихорадочные поиски средств спасения людей. Нужны экстренные меры. Кто поможет в этой атмосфере всеобщего несчастья? Исчерпав все возможности, Георгий Васильевич обращается с личной просьбой в представительства РСФСР за границей. Он не скрывает положения в Москве. Люди валятся с голоду, работать не с кем, накапливаются груды неисполненных дел и даже нерасшифрованных депеш. «Я не могу работать один за тысячу человек. Дело гибнет!» — восклицает Чичерин в одном из таких писем.

17 августа нарком обращается к советскому полпреду в Эстонии: «Уважаемый товарищ, с 1 августа наши сотрудники не получают ничего. Из остатков прежних складов мы даем им более чем скудный обед (грязная вода) — вот и все. Живут тем, что продают старые вещи. У меня уже украли несколько вещей — кто именно, не знаю. Все торгуют. Заведующие отделами на улице продают старые штаны — посланники проходят и видят их. Сейчас у меня в канцелярии журналистка упала в обморок…»

Товарищи, которым адресованы записки, понимают всю серьезность положения. В доверительном порядке они распространяют их по знакомым в других советских полпредствах. Полпред РСФСР в Литве пишет В. Коппу в Берлин: «12 августа мною получена от т. Чичерина рукописная записка, копию которой, несмотря на ее личный характер, я, не без некоторых колебаний, решил сообщить Вам. Поколебаться меня заставила неуверенность, во-первых, что Георгий Васильевич будет доволен оглашением этой записки, во-вторых, в том, что вы не получили подобного же письма. Во всяком случае, всецело полагаюсь на то, что письмо останется между нами и будет полезно хотя бы как информация. Побудительным мотивом к сообщению записки послужило то, что сам я долгое время работал непосредственно с Георгием Васильевичем и слишком хорошо знаком с условиями его работы, чтобы не встревожиться, получив такой «вопль»…»

В представительствах рождается план помощи москвичам: объявить добровольную товарищескую подписку. И вот уже на собранные деньги закупают продукты. 27 августа из Литвы уходит первый транспорт. Он везет 18 пудов 12 фунтов сахара и 15 пудов 36 фунтов риса. Уходят посылки из Швеции, Италии, Германии, Эстонии, Латвии. Все они идут на имя Чичерина. В течение нескольких месяцев сотрудники миссий отдают часть своей зарплаты в пользу голодающих. Эта помощь навсегда останется в истории НКИД как яркое проявление дружбы и товарищества.

Но эта помощь осуществлялась лишь в пределах наркомата. Чичерин не мог остаться в стороне от борьбы с голодом в масштабе всей страны.

В августе 1921 года в Москву прибыл знаменитый полярный исследователь Ф. Нансен. Чичерин подписал с ним соглашение о помощи голодающим в России.

Некоторые западные политики пытались использовать затруднения Советской России в эгоистических целях, хотели вмешаться в ее внутренние дела, опутать кабальными обязательствами. Советская Россия в это чудовищно трудное время была готова принять любую помощь, но только не ценою отказа от своего суверенитета и социальных завоеваний. Чичерин видел, что происходило соревнование между буржуазными правительствами, стремившимися создать для себя прочное положение в России под предлогом помощи голодающим. Каждое из них боялось, что другое опередит его и завоюет выгодное положение для будущего экономического преобладания в Советской стране.

4 сентября Советское правительство получило ноту председателя Международной комиссии помощи России по борьбе с голодом Нуланса, назначение которого на этот пост Ленин охарактеризовал как «наглость». Ведь Нуланс был одним из наиболее активных руководителей той самой системы блокады, которая в значительной мере обусловила наступление неслыханного бедствия 1921 года.