Александр Даниловский - «Отважный-1» уходит в море

Однако заснуть не пришлось. За дощатой стеной кто-то поспешно прошел и громко произнес:

— Товарищ член Военного совета!. Вас вызывает Ставка!

Двинский поспешил к телефону. Вслед за ним в коридор вошла группа военных.

Вскоре секретарь вернулся и принял меня в небольшой комнате, служившей ему кабинетом. Как обычно, он поднялся из-за стола, сделал несколько шагов навстречу, поздоровался и пригласил сесть. Одетый в суконную, защитного цвета гимнастерку, Б. А. Двинский походил на военного человека. А в остальном он был прежним. Тот же внимательный взгляд, те же скупые движения рук, тот же теплый голос. И только присмотревшись, я заметил отеки под утомленными глазами. Красноречивее слов они свидетельствовали о бессонных ночах и тяжелых заботах.

Борис Александрович вкратце обрисовал мне положение на фронте. Отвечая на его вопросы, я рассказал об эвакуации людей, колхозных машин, скота…

— А вот что делать с зерном — не знаю, — заключил я свое сообщение. — Ведь его на элеваторах и токах больше десяти тысяч тонн!

Подумав, секретарь предложил:

— Зерно, какое не успеете вывезти, раздать колхозникам. Хлеб — это их труд, их кровь. Пусть берут и прячут. Чтобы ни одного зернышка не досталось врагу!

Наступила небольшая пауза. Прикрыв рукой воспаленные глаза, Борис Александрович спросил, как в районе обстоят дела с подготовкой партизанского отряда и диверсионных групп.

— Не забывайте, — напомнил он, — подбирать на ответственные задания людей смелых, выдержанных, самоотверженных. Нужно разъяснять им, какая большая опасность их ждет. Пусть каждый подумает, сможет ли он, найдет ли в себе достаточно мужества.

Я сообщил, что в партизанский отряд подобраны достойные бойцы из жителей Марьевки, Синявки, Приморки, Морского Чулека. Подготовлено восемь диверсионных трупп, намечены явочные квартиры.

Борис Александрович одобрительно покачал головой и сказал:

— Никто не должен знать расположение отряда, тогда как каждый в отряде должен знать дорогу к противнику. Для этого необходимо иметь связь с надежными людьми, хорошо знать, на кого можно положиться, кому доверять. Это нелегкая задача. Всего сейчас не предусмотришь. В Азовском море будут действовать моряки военной флотилии. Вы получили из обкома указания?

— Да, указания выполняем. Помощь морякам оказана, лодки переправлены на левый берег Дона.

Рассказал о встрече с Куниковым. Борис Александрович улыбнулся:

— Как видно, боевой офицер. Его отряду доставили морские катера по железной дороге, но почему-то произошла заминка с выгрузкой — он забил тревогу. Ко мне добрался. Помог ему… И еще: пулемет в музее обнаружил, опять — ко мне. Вооружение на катерах недостаточное, а станковый пулемет требует лишь незначительной починки. Директор музея — человек упрямый. Пришлось вызвать его. Он начал доказывать, что у этого пулемета замечательная история. В семнадцатом году из него строчили по юнкерам у Зимнего, по белобандитам Юденича под Петроградом, уничтожали интервентов. В двадцатом году буденовцы с этим пулеметом, установленным на тачанке, первыми ворвались в Ростов… Все же пришлось убедить директора и передать пулемет морякам. Куников благодарил. — Немного помолчав, Борис Александрович добавил: — Держи с моряками связь — они выполняют ответственную задачу…

В комнату вошли второй секретарь обкома Петр Ильич Александрюк и помощник секретаря. Помощник наклонился к Двинскому и тихо сказал, что его ждут срочно вызванные товарищи.

Борис Александрович понимающе кивнул головой:

— А, собрались директора заводов. Задержка эшелонов с оборудованием.

Он встал и, обращаясь к Александрюку, предложил детально обсудить со мной подготовку к партизанским действиям.

В кабинете Александрюка, как и у Двинского, на стене висела большая карта СССР с обозначением на ней линии фронта. Рядом — карта нашей области. Западная часть этой карты была испещрена условными отметками и пунктирами.

Петр Ильич пригласил меня к карте и указал на район приазовских плавней. На карте были отмечены места базирования партизанских отрядов. Затем Александрюк познакомил меня с расположением явочных квартир, которые следовало внести в систему конспиративных связей. Потом я подробно рассказал о продовольственном обеспечении отряда с расчетом на полгода. А вооружения не хватало. Винтовки имелись у каждого бойца, ручных пулеметов только три да полсотни гранат. Куников обещал снабдить взрывчаткой, но много не выделит, моряки сами нуждались в боеприпасах.

Александрюк раскрыл блокнот и сделал пометки.

— На первый случай обеспечим бутылками с горючей смесью, — сказал он. — И еще: могу предложить портативную пишущую машинку. Будете печатать листовки, обращения. У вас в отряде и редактор есть.

Хорошо зная приазовские плавни, Петр Ильич посоветовал, куда, в случае необходимости, перебазировать отряд.

— Нечего скрывать, сложно партизанить в равнинном Приазовье, — продолжал он, — труднее, чем в лесах. Будьте бдительными. Население горой стоит за Советскую власть, но в семье не без урода. Могут объявиться и одиночки-предатели, из разных «бывших» да «обиженных». Кстати, фашисты пытаются заигрывать с казачеством. Вытащили из нафталина генерала Краснова, того, который в годы гражданской войны формировал на Дону казачьи сотни на борьбу с революцией. Сейчас в оккупированных районах он объезжает лагеря военнопленных, призывает сотрудничать с немцами. Напрасно старается гитлеровский холуй!

Петр Ильич вынул из папки документ и протянул мне:

— Почитай открытое письмо казаков этому извергу. Написано оно еще в мае 1918 года, в ответ на предложение Краснова частям Красной Армии сложить оружие, а звучит весьма современно. Вот оно, это письмо: «…Будь проклят, генерал-кровопиец… Ты несешь цепи позорного рабства для трудового казачества. Помни, этому не быть!.. Не имея твердой опоры, опираясь на германские штыки, желаешь гасить огонь справедливой могучей Октябрьской революции. Все равно свернешь себе шею… Наш совет — застрели себя сам, по примеру Каледина, иначе тебя ждет позорная смерть от рук восставших трудовых казаков…» Так отвечают вражьему прихвостню казаки и в наши дни, — сказал Петр Ильич, пряча письмо. — Не миновать Краснову виселицы.

Слова его оказались пророческими. В 1947 году царский генерал Краснов решением советского суда был приговорен к смертной казни и повешен…

Перед расставанием Александрюк вновь повел разговор о важности конспирации в боевой жизни отряда, призвал поддерживать тесную связь с областным комитетом партии и руководством партизанским движением.

Перед отъездом я зашел к Двинскому проститься. Борис Александрович сидел за столом, читал документы. Увидев меня, он устало откинулся на спинку стула, спросил: