Игорь Князький - Калигула

17 октября 31 года Тиберий назначил нового префекта претория Квинта Невия Корда Сертория Макрона. Преторианцам от имени императора выдали по тысяче денариев, дабы обеспечить их верность. В курию, где заседал сенат, явился ничего не подозревающий Сеян, которому посланец Тиберия Меммий Регул сообщил, что в письме сенату император просит для него трибунскую власть. Зачитано Регулом в сенате, разумеется, было послание совсем иного содержания, из коего явствовало, что Сеян — преступный заговорщик. Сенат немедленно принял постановление, осуждающее Сеяна. Растерявшийся префект претория не мог оказать никакого сопротивления. Он был схвачен и немедленно казнен {171} 171 Дион Кассий. Римская история. 58, 7—19. .

Столь стремительное падение и бесславная гибель всемогущего, казалось, фаворита настолько потрясла Рим, что город охватило настоящее безумие. Валили статуи Сеяна, уничтожали его изображения, хладное тело его на три дня стало предметом глумления толпы и, только когда добрые римляне пресытились унижением останков того, перед кем совсем недавно трепетали, было сброшено в Тибр.

О творившемся в эти октябрьские дни 31 года кошмаре в Риме бессмертные строки оставил великий Ювенал. Вот отрывок из его, возможно, самой знаменитой X сатиры:

Ювенал глубже всех понял суть происшедшего. Не преступления погубили Сеяна, но слишком большие желания. Желания власти. А отвращение здесь вызывает не казненный преступник — преступник с точки зрения императора, а скудоумная злобная толпа, готовая глумиться над всяким павшим, особенно если до этого перед ним трепетала. Перехитри Сеян Тиберия — толпа терзала бы другой труп, другого бы славословила, но было бы все это точно так же омерзительно.

Почти все римские историки отнеслись к Сеяну отрицательно. Как злодей он описан и Тацитом, и Светонием, и Дионом Кассием. Единственно Веллей Патеркул нашел о Сеяне добрые слова, воспев его трудолюбие, требовательность к себе и подчиненным, заботу о безопасности императора и государства {173} 173 Веллей Патеркул. Римская история. 127–131. . Но он писал свою историю в 30 году, когда Сеян был на вершине могущества. Вольно было творить Тациту и Светонию в прекрасные времена правления Антонинов во II веке, когда на несколько десятилетий, казалось, понятия империя и свобода в Риме слились воедино. Никогда в эпоху Империи римляне не творили так свободно, как при Траяне (98—117), Адриане (117–138), Антонине Пие (138–161), Марке Аврелии (161–180). Да и Дион Кассий, писавший во времена династии Северов (193–235), ничем не рисковал, ибо эти императоры мнили себя наследниками Антонинов и при всей суровости иных из них свободу творчества историков не ограничивали. Веллей Патеркул же, живя и творя при Тиберии, которого искренне боготворил, поскольку в молодости доблестно сражался под его знаменами, оценивал Сеяна так, как на то время оценивал его сам принцепс. Думается, проживи Патеркул поболе, продли он свою историю на несколько лет, и Сеяну от него тоже досталось бы, поскольку на деле он оказался опаснейшим врагом обожаемого императора.

Сеян свою участь заслужил, но расправа коснулась и всех его близких, и тех, кто как-либо был с ним связан или представлялся таким. Последовали самые многочисленные казни времени правления Тиберия. По свидетельству Светония, «больше всего смертей повлекла гибель Элия Сеяна» {174} 174 Светоний. Тиберий. 55. . «Произошло страшное избиение, — пишет Тацит, — и на Гемониях лежало несметное множество убитых обоего пола, всякого возраста, знатных и из простого народа, брошенных поодиночке или сваленных в груды. Ни близким, ни друзьям не дозволялось возле них останавливаться, оплакивать их сколько-нибудь, подолгу смотреть на них; сторожившие их со всех сторон воины, внимательно наблюдая за всеми, так или иначе проявлявшими свою скорбь, неотступно следовали за разложившимися телами, пока их волочили к Тибру. Они уплывали вниз по течению, или их прибивало к берегу, и никто к ним не притрагивался и не предавал их сожжению. Так сознание общности жребия человеческого подавлялось силой страха, и чем больше свирепствовала жестокость, тем больше преград встречало сострадание» {175} 175 Тацит. Анналы. VI, 19. .