Мария Кюри - Пьер и Мария Кюри

Чувство привязанности к своим соратникам, малозаметное внешне, помогает Мари отмечать в этой большой семье самых больших энтузиастов своего дела, людей с наиболее возвышенной душой. Я редко видела свою мать такой подавленной, как при известии о неожиданной смерти одного из ее учеников в августе 1932 года:

«Прибыв в Париж, я была крайне огорчена, — пишет она сама. — Молодой химик Реймонд, которого я так любила, утонул в реке в Ардеше. Его мать пишет мне, что годы, проведенные им в лаборатории, были лучшими годами в его жизни. А для чего, раз это имело такой конец? Сколько в нем было прекрасной юности, прелести, благородства и обаяния — все это исчезло из-за какого-то дрянного купания в холодной воде».

Своим ясным взглядом она видит изъяны и достоинства, неумолимо отмечает недостатки, которые будут всегда мешать научному исследователю стать большим ученым. Больше, чем тщеславных, она боится неудачников. Материальные разрушения, причиненные неловкою рукой какой-нибудь установке, приводят ее в отчаяние.

Если кто-нибудь из сотрудников защищает диссертацию, получает диплом или удостаивается премии, то в честь его устраивается «лабораторный чай». Летом такие собрания организуются в саду, под липами. Зимою мир и тишина в библиотеке, самом большом помещении института, вдруг нарушаются звоном посуды. А какова посуда! Стеклянные стаканы для осаждения растворов служат и чашками для чая и кубками для шампанского, мешалки заменяют чайные ложки. Студенты обслуживают и угощают пирожными своих товарищей, руководителей, весь небольшой состав служащих. Среди присутствующих мы видим и Андре Дебьерна, начальника учебной части, и Фернанда Гольвека, главного руководителя научно-исследовательских работ, и оживленную, разговорчивую Мари, которая защищает руками свой стакан чаю от окружающей толкотни.

Но вдруг наступает тишина. Мадам Кюри собирается поздравить сегодняшнего лауреата. Несколькими теплыми фразами она характеризует оригинальность его работы, раскрывает те трудности, какие он преодолел. Гром аплодисментов сопровождает ее милые заключительные фразы: любезный комплимент по адресу родителей героя торжества или же, если это иностранец, то по адресу далекого отечества. «Когда вернетесь вы на вашу прекрасную, мне знакомую родину, где меня принимали так хорошо, вы сохраните, я надеюсь, добрые воспоминания об Институте радия. Вы сможете там подтвердить, что работаем мы много, стараемся делать как можно лучше…»

Некоторые из таких «чаев» приносили Мари особое волнение. На одном из них праздновали защиту докторской диссертации ее дочерью Ирэн, а на другом — ее зятем Фредериком Жолио. Мадам Кюри видела, как под ее руководством расцветают дарования этих двух работников науки. Изучив явления ядерного превращения, Ирэн и Фредерик Жолио открывают искусственную радиоактивность: бомбардируя спонтанно возникающими лучами радиоактивных элементов определенные вещества, например алюминий, они превращали эти вещества в новые, еще неизвестные в природе, радиоактивные элементы, которые сами становятся источником лучей. Нетрудно угадать последствия такого поразительного создания атомов для химии, биологии, медицины. Быть может, недалеко то время, когда для целей радиотерапии будут заводским способом вырабатывать тела, имеющие свойства радия!

На том заседании физического общества, когда молодые супруги излагают свои работы, Мари слушает внимательно и гордо, сидя среди публики. Встретив Альберта Лаборда, бывшего когда-то ассистентом Пьера Кюри, она обращается к нему с необычною восторженностью: «Здравствуйте! Как они хорошо говорили, не правда ли? Вот мы и вернулись к прекрасным временам старой лаборатории!»

Мари слишком взволнованна, возбуждена, чтобы остаться дольше на этом вечере. Она идет домой пешком, по набережным, в обществе нескольких коллег. И без конца говорит об успехе «своих молодых людей».

По другую сторону сада на улице Пьера Кюри сотрудники профессора Рего, которых Мари зовет «соседями визави», на основе своих исследований создают терапию для войны против рака. С 1919 по 1935 год восемь тысяч триста девятнадцать больных прошли лечение в Институте радия.

Клод Рего тоже патриот своей лаборатории. Он лез из кожи, чтобы собрать все средства вооружения, необходимые для его дела: радий, аппаратуру, помещения, больницу. Ввиду огромного количества больных и неотложных материальных нужд ему пришлось брать радий в долг: «Рудное объединение» поверило ему десять граммов! Пришлось взывать к правительству о субсидиях и прибегать к частным пожертвованиям. Барон Анри Ротшильд и братья Лазар являлись главными благотворителями. Некий необычайно щедрый и деликатный жертвователь, прибегший к сложным мерам предосторожности, чтобы скрыть свое имя, подарил фонду имени Кюри три миллиона четыреста тысяч франков.

Так создался самый крупный научный центр Франции по изучению и применению радиотерапии. Он приобрел огромный научный вес: более двухсот врачей с пяти континентов обращаются с просьбой пройти в нем практику для изучения нового способа лечения рака.

Мадам Кюри не принимает никакого участия в биологических и медицинских работах института, но горячо следит за ними. Она в лучших отношениях с профессором Рего, исключительным товарищем в работе, человеком высокой чести и полного бескорыстия. Подобно Мари, он ненавидит славу. Так же, как она, всегда отказывается от благодеяний по отношению к себе. Если бы он «практиковал», то заработал бы большое состояние, но эта мысль даже не приходила ему в голову.

Хотя успехи радиотерапии в руках квалифицированных специалистов поражали обоих содиректоров института, но их мучило одно и то же обстоятельство. Они были свидетелями, бессильными и полными отчаяния, недобросовестного использования радия невежественными врачами, которые вслепую лечили больных радиоактивными веществами, даже не подозревая об опасности подобною «лечения». Публике предлагались лекарства или косметические средства «на радии», иной раз даже с упоминанием имени Кюри.

Но бросим их судить… Скажем просто, что моя мать, семейство Кюри, профессор Рего и Институт радия никогда не имели никакого отношения к подобным предприятиям.

Эти блестящие плодотворные годы были и временем драматических событий: мадам Кюри угрожала слепота.

Еще в 1920 году врач предупредил ее, что в результате катаракты на обоих глазах она мало-помалу очутится в темноте. Мари скрыла от других свое отчаянное будущее. Не падая духом, сказала об этом только дочерям и тут же указала на возможность изт лечения: операцию через два-три года… А до этого потускнение хрусталиков создает между нею и окружающим миром постоянный туман.