Мария Кюри - Пьер и Мария Кюри

Ева еще не может приносить пользу, но Ирэн в свои семнадцать лет посвятила себя радиологии, не отказавшись при этом от сдачи экзамена на аттестат зрелости и от слушания лекций в Сорбонне. Вначале она была лаборанткой своей матери, затем стала получать задания. Мари посылает ее в госпитали и считает естественным, что Ирэн, на которую возложены слишком ответственные для ее юного возраста поручения, пребывает в действующих армиях в Фурне, Гугштадте, Амьене. Тесная дружба связывает мадам Кюри с дочерью-подростком, Полька уже не одинока. Она может теперь беседовать по-польски о своей работе и личных делах с сотрудницей, с подругой.

В первые месяцы войны она советуется с Ирэн по очень важному вопросу.

— Правительство просит частных лиц отдать ему свое золото, скоро будет выпущен заем, — говорит она дочери. — У меня есть немного золота, и я хочу вручить его государству. К этому я присоединю свои медали, которые мне совсем не нужны. Есть у меня и еще кое-что. По лености я оставила вторую Нобелевскую премию — наш самый верный капитал — в Стокгольме, в шведских кронах. Я бы хотела репатриировать эти деньги и вложить их в военный заем. Это нужно государству. Но я не строю никаких иллюзий: деньги наши, по всей вероятности, пропадут. Поэтому я не хочу совершить такую «глупость» без твоего согласия.

Шведские кроны, обмененные на франки, становятся французской государственной рентой, «национальной подпиской», «добровольной контрибуцией»… и понемногу распыляются, как и предвидела Мари. Мадам Кюри сдает свое золото во Французский банк. Служащий, принимавший его, берет у нее монеты, но с негодованием отказывается отправить в переплавку знаменитые медали. Мари нисколько не чувствует себя польщенной. Она считает подобный фетишизм нелепостью и, пожав плечами, уносит коллекцию своих наград в лабораторию.

Иногда, если выпадает свободный час, мадам Кюри садится на скамью в саду на улице Пьера Кюри, где растут ее любимые липы. Смотрит на новый пустой Институт радия. Думает о своих сотрудниках, ныне фронтовиках, о своем любимом ассистенте, геройски погибшем поляке Жане Даниче. Она вздыхает. Когда же кончится этот кровавый ужас? И когда можно будет снова взяться за научную работу?

Мари не томится в бесплодных мечтах и, не переставая воевать, подготовляет мир. Она находит средства перевезти лабораторию с улицы Кювье на улицу Пьера Кюри. Упаковывая, грузя и разгружая, ведя свой рентгеновский автомобиль от одного помещения к другому, она выполняет труд муравья, который вскоре дает результат: новая лаборатория готова! Мадам Кюри завершает свое дело, защитив внушительным укреплением из мешков с песком пристройку, укрывшую радиоактивные вещества. В начале 1915 года она перевезла из Бордо свой запас радия и отдала его на службу стране.

Радий, подобно Х-лучам, оказывает на человеческое тело различные терапевтические действия. Мари посвящает свой грамм радия «службе эманации». Каждую неделю она посылает пробирки с эманацией радия в госпиталь Большого дворца и другие лечебные центры. Они способствуют лечению «порочно» зарубцевавшихся ран и многих повреждений кожи.

Рентгеновские автомобили, рентгеновские станции, служба эманации… Этого недостаточно. Мари заботит отсутствие специалистов-лаборантов. Она предлагает правительству организовать и обеспечить обучение радиологии. Вскоре около двадцати слушателей первого курса собираются в Институте радия. В программе теоретические занятия по электричеству и Х-лучам, практические занятия и анатомия. Преподаватели— мадам Кюри, Ирэн Кюри и одна очаровательная женщина-ученая, мадемуазель Клейн.

Сто пятьдесят сестер-радиологов, которых Мари обучает с 1916 по 1918 год, завербованы из разных слоев. Многие из них почти совсем не имеют образования. Престиж мадам Кюри вначале отпугивает учениц, но сердечный прием, оказанный им ученой-физиком, покоряет девушек. Мари обладает даром делать науку доступной простым умам. Она относится с такой любовью к хорошо выполненной работе, что когда ученице — бывшей прислуге — удается безукоризненно проявить рентгеновскую пленку, это ее радует, как личный успех.

Союзники Франции, в свою очередь, обращаются к знаниям мадам Кюри. Начиная с 1914 года она часто посещает бельгийские госпитали. В 1918 году она командирована в Северную Италию, где изучает местные радиоактивные источники. Немного позднее она примет в своей лаборатории человек двадцать солдат американского экспедиционного корпуса, которых познакомит с явлениями радиоактивности.

Новая специальность приводит Мари в соприкосновение с самыми различными людьми. Некоторые хирурги, которые понимают пользу Х-лучей, считают мадам Кюри ценным сотрудником и крупным ученым. Другие, более невежественные, относятся к ее приборам с чертовским недоверием. Но после нескольких убедительных просвечиваний они дивятся, что это «дело стоящее», и едва верят своим глазам, когда находят под скальпелем, в месте, точно указанном Мари, осколок снаряда, который они тщетно искали в поврежденном теле. И, сразу уверовав, они готовы видеть в этом чудо…

Мадам Кюри, нередко холодная и недоступная, бывает очаровательной в обращении с ранеными. Крестьяне, рабочие пугаются рентгеновского аппарата и спрашивают, не будет ли им больно при просвечивании. Мари успокаивает: «Вот увидите, что это та же фотография». Ей это удается вполне, этому способствует красивый тембр ее голоса, легкая рука, большое терпение и огромное, благоговейное уважение к человеческой жизни. Чтобы спасти человека, избавить его от ампутации, от увечья, она готова на самые тяжкие усилия. Она не отступает от больного, пока не использованы все возможности.

Мари никогда не говорит о трудностях и риске, которым подвергается. Не говорит ни о несказанном утомлении, ни о смертельной опасности, ни об убийственном действии Х-лучей и радия на ее слабый организм. Перед товарищами у нее беззаботное, даже веселое лицо, более веселое, чем когда-либо прежде. Война предписала ей хорошее настроение как лучшую личину мужества.

А на душе у нее невесело. Ее гнетут глубокая тоска по своей прерванной работе, по родным в Польше, от которых нет известий, и ужас от охватившего весь мир бессмысленного исступления. Воспоминания как очевидицы о тысячах искромсанных тел, о стонах и рыданиях надолго омрачат ей жизнь.

Пушечный салют в знак перемирия застает Мари в лаборатории. Ей хочется украсить флагами Институт радия, и она вместе с сотрудницей Мартой Клейн бежит искать по магазинам французские знамена. Их нигде нет. Тогда она покупает три отреза ткани нужных цветов, а уборщица, мадам Бардине, наспех сшивает их и вывешивает на окнах. Мари трепещет от волнения и радости и не может усидеть на месте. Она и мадемуазель Клейн садятся в старый «радиологический» автомобиль, измятый, изрубцованный за эти четыре года всяких приключений. Служитель Института физики и химии берется за руль и ведет машину наудачу по улицам, в водовороте счастливого и торжественно настроенного народа. На площади Согласия толпа не дает проехать. Люди влезают на крылья «рено», взбираются к нему на крышу. Когда же автомобиль вновь трогается в путь, то уже везет на себе десяток лишних пассажиров, которые и просидят на импровизированном «империале» все утро.