Юлия Белова - Клан

Пока в палате шло обсуждение, Эдди Мосс позвонил Дэниелю Хоугану, промышленнику из Андовера, с просьбой подбросить Кеннеди и его спутников в Спрингфилд. Хоуган уже не первый раз выступал в роли воздушного извозчика, но в этот раз не мог сам пилотировать самолет так как собирался на двадцать пятую годовщину выпуска из Иельского Университета, поэтому сообщил, что отправит вместо себя с самолетом (двухмоторном Аэро-Коммандером 680) своего пилота Эдвина Зимни. Зимни был очень опытным пилотом — он летал с 1937 года.

Зимни прибыл в Вашингтон в четыре часа дня, о чем и сообщил в офис сенатора, где его попросили немного подождать. Ждать, однако, пришлось долго. Лишь в 7:40 в Сенате началось голосование, а через десять минут 73 голосами против 27 закон был принят. Сразу же после этого Кеннеди, Мосс, Бай и его жена Марвелла собрались в аэропорт. Настроение у всех четверых было прекрасным, и Эдди Мосс, собирая вещи, шутливо заметил:

— Надо бы как можно эффектнее обставить наше появление на съезде.

— Так что же мне сделать, — поинтересовался Кеннеди, — разбить самолет?

— Вот еще! — ухмыльнулся Мосс. — Надо просто спрыгнуть на съезд с парашютом.

Кеннеди беззаботно рассмеялся.

По пути в аэропорт они заехали на Арлингтонское кладбище и несколько минут молча стояли над могилой президента Кеннеди. Надо сказать, что при жизни Джон Кеннеди упорно настаивал на принятии закона, который бы покончил с дискриминацией на расовой почве, и многие сенаторы, не говоря уже об Эдварде Кеннеди, рассматривали его как памятник погибшему президенту. Так что не стоит видеть в посещении кладбища особого предзнаменования последующих событий и пылко рассуждать о безжалостном Роке.

Было уже 8:25 вечера, когда они прибыли наконец-то в аэропорт и забрались в шестиместный самолет. Мосс сел на место второго пилота, справа от Зимни, Кеннеди — сразу за ними, спиной против движения, чтобы можно было разговаривать с супругами Баями, сидевшими в хвосте самолета. Погода была летной, и самолет взлетел. Однако, к северу погода стала портиться. Видимость была плохой, и всем хотелось скорее оказаться на земле.

К этому времени самолет уже миновал Нью-Йорк. Чтобы избежать болтанки, Зимни вел самолет зигзагами, и в результате они вышли из графика и в

10.30, когда должны были прибыть на место, были все еще в воздухе. Наконец, самолет стал приближаться к посадочному полю, и пилот связался с контрольной башней. Ему сообщили, что из-за тумана сажать самолет будут на посадочной полосе с самыми яркими огнями разметки и велели сообщить, когда самолет будет проходить над Истэмптоном, обозначенным как отметка Z (зет). Далее последовали переговоры:

БАШНЯ: Он еще не сообщил о приближении к отметке Z.

РАДАР: Он исчез с нашего радара, значит он должен пролетать его.

БАШНЯ: О'кей.

РАДАР: Лучше нырнуть.

ЗИМНИ: Прохожу отметку Z (последнее слово он не договорил).

После слов Зимни наступило радиомолчание. Наземные службы отчаянно переговаривались и вызывали самолет, но он не отзывался. Тем временем самолет снижался. Кеннеди еще раньше повернулся и приподнялся со своего места, чтобы посмотреть на приборную доску. Самолет летел в туманной мгле. Позднее сенатор Бай говорил, что «это был полет в черной пустоте». Кеннеди, не отрываясь, смотрел на альтиметр, показывающий резкое падение высоты. Неожиданно все увидели вокруг деревья. Зимни стал отчаянно пытаться набрать высоту, верхушки сосен царапали брюхо самолета, самолет содрогался и через несколько секунд рухнул в яблоневый сад. Его крылья отвалились, кабину смяло, фюзеляж раскололся.

Позднее, Гражданская Служба Аэронавтики провела расследование катастрофы. После нескольких месяцев исследования обломков, она пришла к выводу, что Зимни пошел на риск и, зайдя на посадку гораздо ниже дозволенной минимальной высоты, задел за верхушки сосен на холме, возвышающимся перед посадочной полосой.

Трудно сказать, что все это значит — ошибка пилота, не знавшего, что на его пути возвышается преграда? Ошибка наземных служб, не предупредивших о ней? Все вместе? Ясно одно — задев за деревья, самолет рухнул.

После катастрофы первым пришел в себя сенатор Бай. Он позвал жену, и она ответила, что с ней все в порядке. Как ни странно, супруги Бай отделались лишь ушибами и испугом. Затем Берч Бай окликнул Кеннеди, но тот не ответил. Глядя на него, Бай решил, что Кеннеди мертв. Тогда сенатор Бай вытолкнул жену из самолета и вылез вслед за ней. Он хотел выяснить, что случилось с Зимни и Моссом, и потому заковылял к носу самолета, чтобы взглянуть в кабину. Пилот и помощник Кеннеди лежали неподвижно, в крови. Бай не смог дотянуться до них. Неожиданно он ощутил резкий запах разлитого по траве горючего и смертельно испугался. Крикнув жене, что в любой момент может раздаться взрыв, он схватил ее за руку и бросился бежать. Однако, пробежав половину дороги, он остановился, перевел дух и пошел обратно к самолету.

Тем временем Кеннеди наконец-то обрел способность говорить. Сенатор Бай попытался вытащить его из-под обломков, но это оказалось не так-то легко. Бай и так не отличался ростом и мощью (не случайно в Сенате его иногда путали с сенатскими пажами), а рядом с Кеннеди и вовсе казался маленьким и хрупким, к тому же после удара его левая рука плохо ему повиновалась. И тогда Кеннеди сделал единственно возможную вещь: он сомкнул руки, обхватив правой рукой запястье левой руки, и накинул кольцо на шею Берчу Баю. Только благодаря этому Бай смог вытащить Эдварда из самолета.

Кеннеди чувствовал, что его ноги потеряли подвижность, и понял, что у него серьезное ранение позвоночника, поэтому попросил Бая оставить его лежать неподвижно. Опять-таки это было совершенно правильное решение, что доказывает, что и в экстремальных условиях Кеннеди не потерял способность соображать.

Через несколько мгновений в саду появился еще один человек — Роберт Шуер. Он возвращался домой на своем грузовике, когда услышал гудение моторов пролетавшего самолета. Первоначально он не обратил никакого внимания на самолет, но тут до него донесся звук удара. Шуер бросился к месту катастрофы, где увидел Берча и Марвеллу Бай и лежащего на траве Кеннеди. Шуер стащил с себя плащ и укрыл им раненного. Кеннеди испытывал все усиливающуюся боль, он задыхался, его мучила жажда — один из первых признаков шока — однако даже в этом состоянии он прежде всего беспокоился своих спутниках. Шуеру не удалось добраться до Эда Мосса и Зимни. Тогда вместе с Баями он побежал к дороге, чтобы позвать помощь. И здесь их постигла неудача — десять машин промчались мимо, не останавливаясь. Наконец Шуеру пришла в голову другая мысль. Он помчался к себе домой, вызвал пожарных и полицию, прихватил несколько одеял и вернулся в яблоневый сад. Здесь он укрыл Кеннеди одеялом. Позднее, в беседе с писателем Лестером Дэвидом Роберт Шуер вспоминал: «Он лежал на влажной траве, совсем холодный, тревожась о миссис Бай и остальных и прося нас не трогать его, пока не придет помощь».