Юлия Белова - Клан

Другим аргументом в пользу «открытого съезда» было то обстоятельство, что принцип формирования делегаций не отражал реального количества голосов, поданных за того или иного кандидата. Так, в штате Иллинойс Картер получил 65 % голосов, а Кеннеди 30 %, но вот разница в количестве полученных ими делегатов была разительной — 14 человек у Эдварда и 165 у Картера. Формирование же делегаций в штатах, где вместо праймериз проходили партийные собрания, так называемые кокусы, и вовсе не имело ничего общего в принципами демократии.

Но Картеру в очередной раз удалось взять верх. В результате закулисных сделок и всевозможных обещаний президент перетащил на свою сторону сенатора А.Рибикоффа, которые еще недавно рьяно выступал за «открытый съезд».

— Этот год не для либералов, — оправдывался сенатор. — Время Теда еще не пришло.

Эдвард хорошо понимал, что на этот раз его кампания и впрямь завершилась. О чем и заявил на пресс-конференции:

— Я реалист и понимаю, что означают результаты голосования. Мои усилия добиться выдвижения кандидатом в президенты от демократической партии закончились.

— Нет! Нет! Нет! — закричали сторонники и многочисленные добровольцы, работавшие на сенатора. — Не выходи из борьбы!

Эдвард улыбнулся и поблагодарил всех за поддержку. И в это время печальное настроение собравшихся изменилось:

— 1984! 1984! 1984! — кричали они. — Кеннеди в президенты в 1984!

Для самого сенатора поражение еще не означало уход от борьбы на съезде (предстояло еще обсуждение партийной программы), хотя, конечно, он был расстроен.

— Не огорчайся, — сказал ему один из близких друзей. — Когда человек неправ и терпит поражение, он должен чувствовать себя ужасно. Но ведь ты-то прав! Разве этого не достаточно?

— Да, конечно, — отозвался Эдвард. — Но все же надо быть правым и при этом побеждать.

И сенатор стал готовиться к большой речи на съезде, в которой хотел обратить внимание на некоторые аспекты партийной программы демократов.

На свою беду президент Картер и его люди совершенно забыли о предполагаемом выступлении Эдварда, а возможно, опьянев от победы, просто потеряли ощущение меры. Накануне своего выступления сенатор прочел в газетах заявление одного из помощников президента, что Картер совершенно не нуждается в поддержке Кеннеди, что он без труда победит без всякой помощи со стороны. Эдвард не стал возмущаться. Он просто взял свою речь и убрал из нее чуть ли не все упоминания о президенте, видимо, решив преподать Джимми Картеру наглядный урок политологии и элементарной вежливости.

Речь Эдварда Кеннеди была его звездным часом и самым запоминающимся событием на съезде демократов. 45 минут перед выступлением Эдвард провел в небольшом помещении за кулисами, с беспокойством наблюдая, с каким равнодушием делегаты относились к выступлениям ораторов. Они болтали, ходили по залу и даже не удосуживались повернуться лицом к трибуне.

— Не один из них не обращает ни малейшего внимания… — расстроено произнес Кеннеди. Беспокойство не только политика, но и прирожденного артиста.

— Не волнуйся, — ответил ему кто-то из близких друзей. — Как только ты выйдешь, они сразу же начнут обращать внимание.

Так и оказалось. С появлением Эдварда на трибуне в огромном зале съезда установилась тишина, и среди этой тишины раздался звучный голос сенатора от Массачусетса:

— …Я совершаю необычный шаг и лично выношу дело и руководящие принципы моей предвыборной кампании на наш национальный съезд. Я выступаю, испытывая чувство настоятельной неотложности, порожденное тревогой и острыми проблемами, свидетелями которых я был во время поездок по всей Америке…

Речь Эдварда длилась 32 минуты и все это время делегаты как завороженные слушали голос Кеннеди. Первоначально люди Картера, которых в это время не было в зале, не испытывали тревоги, но постепенно, видя, как даже самые верные их сторонники в потрясении уставились в телеэкран, не в силах оторвать взгляд от лица Кеннеди, начали паниковать.

— Что вы об этом думаете, Джесси? — поинтересовался у негритянского священника Дж. Джексона один из помощников президента.

— Это чертовски здорово, — даже не обернувшись, ответил Джексон.

— Ну, это все на пользу президенту… — неуверенно пробормотал его собеседник.

Тем временем Кеннеди говорил о том, какой должна быть демократическая партия. Многие делегаты могли не соглашаться с его «либеральным манифестом», как выразились репортеры, но не в силах были побороть магию его красноречия. В абсолютной тишине зала звучали прекрасные строки английского поэта А. Теннисона, те самые, которые любой из нас знает с самого детства, хотя и не догадывается, откуда они. Помните? «Бороться и искать, найти и не сдаваться!»

— Очень часто в эту кампанию нам приходилось идти против ветра, — говорил сенатор, — но мы всегда твердо держали руль. Очень многие из вас делили с нами цели и надежды. Вы подарили мне свою помощь, но, что гораздо важнее, вы подарили свои сердца. Благодаря вам эта кампания была счастливой!..

В самом конце речи Эдвард пригласил на сцену Джоан и своих детей, а затем завершил выступление:

— Для меня несколько часов назад это кампания подошла к концу. Но для всех тех, чьи заботы были нашими заботами, работа продолжается, надежды по прежнему живы, а мечты никогда не умрут.

Несколько мгновений после окончания речи сенатора в зале стояла тишина, а потом она взорвалась бурным восторгом. Делегаты съезда, забыв о своих пристрастиях, вскочили на ноги и разразились овациями. Это продолжалось 10 минут, 20, 30, 40! Репортеры бегали между рядами и спрашивали у делегатов их мнение:

— Проклятье! — вытирая слезы, говорил один из делегатов от штата Огайо. — Он может перевернуть всю эту чертову страну! Если бы он так выступал в течении всей кампании, это был бы его съезд!

Он был неправ. В условиях, когда средства массовой информации всячески игнорировали выступления Эдварда, все его красноречие, все то, что американцы обожают называть магией, не способны были изменить ситуацию. Но на съезде демократов, которое транслировалось на всю страну, замолчать речь сенатора было невозможно. Он наконец-то получил трибуну.

В зале творилось нечто невообразимое. Сидя в своем номере, президент чуть не плакал от злости, видя эти восторги. Так не должно было быть. Все это совершенно не соответствовало американским политическим традициям, по которым американцы не любят проигравших. Но кто был проигравшим, и кто победителем? Люди президента в отчаянии звонили председателю съезда, требуя любым способом прервать неуместные восторги. Неужели нельзя включить мелодию «Снова пришли счастливые деньки» или что-либо подобное? Неужели же это никак нельзя заглушить?