Станислав Зарницкий - Боттичелли

Безусловно, все, кто знал Лоренцо, а тем более его друзья, понимали истинный смысл этого внезапного превращения Савла в Павла. В общении с ними он оставался прежним, и в обычаях его ничего не изменилось. Но он нес ответственность за судьбу Флоренции и менее всего хотел, чтобы из-за него на нее обрушился гнев Сикста. Нет ничего легче, чем раздуть пожар, используя фанатизм, но трудно его потушить. Во имя этого в палаццо Медичи закрыли доступ дамам, в том числе любовницам обоих братьев; картины, могущие возбудить греховные помыслы, были изгнаны из парадных залов в личные покои; вклады в монастыри и церкви увеличились. Примеру правителя последовали многие, и нельзя сказать, что Сандро был этим огорчен: в городе в последнее время распространилась молва, что он принадлежит к числу тех невзыскательных живописцев, которые не считают за грех рисовать обнаженных девок.

Ну что же — он действительно не гнушался подобными заказами, но ведь и другие от них не отказывались. Правда, в таких случаях его всегда охватывало чувство неловкости, да и большинство заказчиков обращались к нему так, словно просили о чем-то невозможном. Исстари не возбранялось изображать обнаженными разве что Адама и Еву, ибо об этом прямо говорилось в Писании, да еще души на Страшном суде, ибо наг приходит человек в этот мир и нагим из него уходит. Все же остальное — от похоти и к похоти взывает. Подобные картины скрывались от глаз занавесями или же убирались туда, куда вход посторонним воспрещен. Слава Богу, теперь таких заказов стало меньше, но надолго ли?

Происходившие исподволь изменения в поведении Лоренцо наводили некоторых на мысль, что в жизни всей Флоренции грядут перемены. Умерший в этом году Маттео Пальмьери перед смертью убеждал друзей: Великолепный слишком умен, чтобы раскрывать свои истинные замыслы, этим он всегда отличался. Настанет время, и все вернется к прежнему; золотой век Флоренции еще впереди, и он завидует тем молодым, которым предстоит увидеть его. Но чувствовалось, что сам аптекарь колеблется: а сбудется ли его предсказание?

Положение еще более осложнялось: «юбилей» принес Сиксту деньги, нужные для того, чтобы набрать наемников и разместить их в Имоле, создав тем самым уже не предполагаемую, а вполне реальную угрозу для города. Лоренцо теперь был всецело поглощен политикой, стремясь обзавестись союзниками и умиротворить папу. В его планы были посвящены лишь избранные, и Сандро не был в их числе, хотя теперь стал частым гостем в палаццо Медичи. По просьбе Джулиано он писал «Фортуну» для его спальных покоев. После поединка с Пацци младший из братьев Медичи, казалось, уверовал в то, что судьба ему покровительствует, и намеревался таким образом отблагодарить ее. Все знатоки античности сходились в том, что в представлении древних Фортуна была лысой, чтобы ее было не так просто ухватить за волосы. Но богиня, изображаемая Сандро, имела пышные белокурые волосы и вообще очень походила на Симонетту — он знал, чем угодить Джулиано. Да он и сам все больше попадал под обаяние этой донны, о которой грезили юноши Флоренции. Если она пользуется таким почитанием, то, видимо, в самом деле воплощает идеал красоты.

Вскоре от семейства Медичи последовал еще один заказ — украсить фресками загородную виллу в Спедалетто. Поручение на сей раз исходило от Лоренцо, который в отличие от брата не маячил постоянно за спиной живописца, давая ему советы. Когда Сандро представил на его суд готовые произведения, он лишь мельком взглянул на них, сделав небольшие замечания. Видно было, что ему сейчас не до них. Он ни разу не посетил виллу, пока Сандро трудился над фресками. Можно было расценить такое отношение Лоренцо к своему заказу как полное доверие к мастерству и вкусу живописца. Скорее всего, это было не совсем так, но все-таки лестно думать, что человек, во вкусе которого никто не сомневался, оценил его талант по достоинству.

Фактически весь этот год Сандро работал на Медичи, став чем-то вроде их придворного живописца взамен постаревшего Беноццо Гоццоли. То, что он на некоторое время прервал свои работы на виа Ларга и в Спедалетто, чтобы написать «Поклонение волхвов», было не в счет, так как и эта картина по сути своей являлась прославлением дома Медичи. Близкий друг Лоренцо Гаспаре ди Дзаноби ди Лама, входивший в «Братство трех волхвов», обратился к художнику с просьбой написать картину для алтаря, который он намеревался преподнести церкви Санта-Мария Новелла. В этом обращении вроде бы не было ничего необычного, если бы не четко выраженное пожелание, чтобы на картине были изображены усопшие и ныне живущие представители семейства Медичи.

То, что члены братства жертвовали алтари во флорентийские церкви, было обычным явлением, как и оказание ими помощи неимущим. Сандро уже неоднократно выполнял такие заказы. То, что ему приходилось угождать некоторым поклонникам того или иного семейства, рисуя рядом с Мадоннами или святыми фигуры их покровителей, тоже не было чем-то из ряда вон выходящим. Но здесь речь шла о целой династии Медичи, притом картина будет помещена в одной из самых посещаемых церквей. До сих пор Сандро не замечал, чтобы Лоренцо или Джулиано стремились выставлять напоказ свои изображения. Подобное бахвальство было не в традициях семейства, считавшего, что сподручнее не привлекать к себе излишнего внимания. Существовали, правда, картины, подобные заказанной другом Лоренцо, но они находились в частных домах. Среди них было и «Поклонение волхвов» Гоццоли, которое Сандро не раз видел на виа Ларга. Эта картина считалась шедевром, так что надо было приложить немало усилий, чтобы не ударить в грязь лицом.

Соблазн воспользоваться той же композицией, что у Гоццоли, был велик. Картина изображала трех волхвов, спускающихся вместе с их многолюдными свитами по горным тропам, чтобы преподнести дары Младенцу Христу. Все в ней было уравновешено и выверено, краски великолепны, одежды фигур необычны и изящны, как на Востоке. Но по здравом размышлении Сандро такой путь отверг. Он изобразил площадь перед развалинами, в которых нашло убежище Святое семейство. На ней собрались флорентийские граждане — об этом нетрудно догадаться, взглянув на их одеяния. Ведут они себя так, как и присуще согражданам Сандро, когда они собираются на праздники: пока один из волхвов преклоняет колени перед Христом, другие занимаются обычными делами — спорят, обмениваются новостями, шутят, ожидая своей очереди. Среди этой толпы гордо возвышается Лоренцо, погруженный в размышления; здесь же в бархатном изящном костюме его красавец-брат, присутствуют также покойные Козимо, Пьеро, Джованни, да и для семейства Лама нашлось место.