Сергей Кузнецов - Строгоновы. 500 лет рода. Выше только цари

«Гвоздем программы» заседания стала басня «Огородник и философ», блестяще прочитанная И.А. Крыловым (1769–1844).

Иван Андреевич — сын капитана, в молодости служил мелким чиновником, испытывал нужду (некоторое время подобно Г.Р. Державину увлекался карточной игрой), но стремился участвовать в литературной жизни. Новый период наступил в 1805 году, когда, после знакомства с И.И. Дмитриевым, Иван Андреевич начал переводить басни. Как он позднее признавался Строгоновой, похвала в одном из журналов приохотила его к дальнейшему творчеству. В 1806 году Крылов напечатал сборник собственных сочинений и, благодаря высмеиванию галломании в своих комедиях, например в «Уроке дочкам» (1807 г.), вошел в кружок А.Н. Оленина. Алексей Николаевич устроил Крылова вначале на Монетный двор (1808–1810), на котором сам некогда служил, а затем, в 1812 году, в Публичную библиотеку, где Иван Андреевич стал сослужившем Гнедича. Сам Оленин в тот момент занимал пост директора, став преемником графа A.C. Строгонова. К тому времени сочинения Крылова вошли в моду, и он немедленно, как некогда Д.И. Фонвизин, стал приглашаться в аристократические дома для чтения своих произведений, которые были своеобразными манифестами русского языка. Посещал он и С.В. Строгонову.

О происходившем в Петербурге после памятного заседания 14 марта 1811 года рассказал и сам адмирал A.C. Шишков: «Многие присутствовавшие на ней госпожи почувствовали, что непохвально свой язык презирать и многих прекрасных на нем сочинений не читать и не знать. На другой день после одного из собраний беседы, приезжаю я к графине Строгоновой и в первый раз нахожу у ней Крылова, читающего басни свои посреди окружающих его слушателей и слушательниц». [43] Там же. Затем Шишков с удовольствием рассказал о барьере, возникшем между россиянами и иностранцами, жившими в городе: «…приезжает к ней (Софье Владимировне. — С.К. ) сардинский посланник граф Местр. После короткого ему приветствия, чтение продолжается по-прежнему. Он помедлил несколько и, видя, что все слушают и никто им не занимается, обратился ко мне и сказал по-французски: „Я вижу нечто новое, никогда прежде не бывалое — читают по-русски, — язык, которого я не разумею и редко слышу, чтобы в знатных домах на нем говорили. Нечего мне делать здесь. Прощайте!“» [44] Там же.

Возможно, еще до войны 1812 года, а особенно после нее, графиня Софья Владимировна вместо греческих вечеров, прославивших некогда дачу свекра, устраивала русские обеды, главным участником которых был Иван Андреевич, быстро превратившийся в невозмутимого простодушно-лукавого наблюдателя жизни, ленивца и обжору — «дедушку Крылова», героя многочисленных анекдотов. Один из них приводился Н.М. Колмаковым, он, будучи юристом по образованию и воспитателем детей по положению у Строгоновых, взял на себя обязанности летописца дома на Невском: «В тот день, когда он заявлял о своем приходе, весь обеденный стол заготовлялся в русском духе: щи, каша, пироги, кулебяка и все прочее, что Русью пахло. Притом все присутствующие должны были говорить по-русски, в противном случае назначалось взыскание». [45] Очерки и воспоминания Н.М. Колмакова с 1816 г. // Русская старина. СПб., 1891. Т. 70. С. 667.

Способ подачи пищи был очень зависим от политических пристрастий хозяев дома. Статус дома на Невском в период наполеоновских войн кажется идеально подходящим для рождения загадочного бефстрогонов (тем не менее речь о блюде пойдет только во второй части книги). Во втором десятилетии XIX века после смерти графа Александра Сергеевича в 1811 году и графа Павла Александровича в 1817 году и установления нераздельного владения стала очевидна необходимость в новом Строгоновском доме, его действительно создадут в «настоящей России» на реке Тосна в усадьбе Марьино. Согласно указа императора Александра I от 11 августа 1817 года, владельцем майората Строгоновых, куда вошел и дом на Невском, назначалась графиня Софья Владимировна. Более подробно об этом будет рассказано в главах о Марьино, в этом месте отметим появление «охранной грамоты» Строгоновского дома.

Брак в аристократическом обществе — предмет тщательного обдумывания, ибо он помогает решить статусные и финансовые проблемы. Мы видели выше, как барон Сергей Григорьевич, умело женив сына Александра на графине А.М. Воронцовой и построив молодоженам подобающий дом, добился превращения своей ветви в графскую. Решив династические проблемы при помощи Натальи и Аглаиды, превратившихся в «машины по производству графов Строгоновых и князей Голицыных» (на двоих у них было 11 детей), графиня Софья Владимировна и стоявшая за ней мать — княгиня Наталья Петровна, должны были, кажется, ослабить внимание к судьбам младших дочерей — Елизаветы и Ольги. Однако этого не произошло, что привело к обратному результату — пятну на репутации безупречных аристократов при замужестве Ольги, которая в своем воображении превратила дедовскую эллинистическую дачу в средневековый замок. Прологом ее истории является «романтическая смерть» отца.

10 июня 1817 года граф Павел Александрович скончался на корабле близ Копенгагена. К северу от города на самом краю мыса, выступающего прямо в пролив Эресунн (Зунд), стоит огромный замок Кронборг, который прославился благодаря двум легендарным персонажам. Первый из них — Гамлет, принц датский, герой пьесы Вильяма Шекспира (1564–1616). Действие ее разворачивается именно в Кронборге, хотя автор именует его Эльсинор — так по-английски звучит название небольшого городка Хельсингёр, расположенного у стен замка. Второй легендарный герой — Хольгер Датчанин, один из 12 паладинов императора Карла Великого (742–814). Подобно английскому королю Артуру, Хольгер не умер, а, согласно преданию, спит, но восстанет в час самых трудных испытаний, чтобы защитить свою родину. И вот именно здесь скончался российский граф, который очень мало бывал дома в последние пятнадцать лет жизни, предпочитая дворцовой жизни бивуачный быт.

Следование корпоративным правилам поведения, стремление захватить лидерство в дворянской среде и широкие меценатские жесты потребовали от графа A.C. Строгонова таких расходов, которые не покрывались даже его исключительными доходами от соляного и металлургического дела. Расширить свой «бизнес», находясь в столице и не имея «кредита» при дворе, он не смог. В результате «неумеренного меценатства» Строгонов разорился, оставив после себя долг в 3 миллионов рублей. Этот представитель семьи, унаследовавший в 1756 году не менее 3 миллионов десятин земли и не менее 30 000 душ, пытался заниматься хозяйством только в юные годы. Рано или поздно это должно было сказаться. Обнаруженные документы позволяют утверждать, что финансовое положение графа, оказавшееся в плохом состоянии в 1770-е и 1780-е годы, стало угрожающим к 1790-м годам. 17 ноября 1794 года Строгонов был вынужден впервые заложить дом за 40 000 рублей некоему И.И. Отто. Прибегая затем с 1798 года к услугам Заемного банка и фонда Воспитательного дома, граф оказался должен им к 1809 году 1 163 922 рубля, за которые заложил 23 635 душ. Дальнейшие заимствования оказались невозможны без одобрения императора Александра I. К нему и обратился его прежний сотрудник по Негласному комитету граф П.А. Строгонов, прибывший 11 июня 1809 года на побывку с театра военных действий.