Оксана Балазанова - 10 гениев живописи

В 1792 году, как раз когда после скандала последовало изгнание герцогини Альбы, у Гойи случился второй, более тяжелый приступ болезни, и несколько месяцев – с осени 1792 по март 1793 года – он вынужден был провести в постели в Кадисе. Болезнь протекала очень тяжело: сопровождалась постоянным шумом в голове, развитием глухоты, резким ухудшением зрения, потерей равновесия при ходьбе.

В 1794 году герцогине Альбе разрешили вернуться из изгнания.

Муж герцогини – болезненный маркиз Вильяфранка – молча терпел выходки темпераментной супруги, пока в 1796 году тихо не отошел в мир иной, напоследок заставив супругу сменить пышное придворное платье на изысканный и соблазнительный вдовий наряд.

В 1796 году, после смерти мужа, соблюдая официальный траур, очаровательная вдова на год удалилась в свое поместье Санлукар, забрав с собой Гойю. В течение следующих полутора-двух лет Каэтана Альба была постоянной моделью художника. Именно тогда был написан знаменитый портрет герцогини, находящийся в собрании Испанского общества в Америке, на котором она, глядя прямо на зрителя, указывает рукой, украшенной перстнями с надписями «Альба» и «Гойя», на надпись у своих ног: «Только Гойя». Тогда же в Андалусии в Санлукар-де-Баррамеда – одном из одиннадцати дворцов и поместий, принадлежавших герцогам Альба, Гойя создал так называемый Санлукарский альбом рисунков.

Чем объяснялась склонность герцогини к глухому, склонному к депрессиям немолодому придворному художнику, сказать сложно. Может быть, это было лишь эксцентричным желанием лишний раз испробовать свои чары, а возможно, причиной страсти стало восхищение талантом Гойи?

Как бы то ни было, герцогиня обессмертила себя, став персонажем картин великого художника. Благодаря Гойе ее имя стало легендой. Сумасбродная герцогиня скончалась в 1802 году в возрасте 40 лет.

Благодаря роману Лиона Фейхтвангера «Гойя, или Тяжкий путь познания» и кинофильмам многие убеждены в том, что моделью для знаменитых мах («Одетая маха» и «Обнаженная маха») послужила Каэтана Альба.

Обнаруженные позже достаточно откровенные рисунки Санлукарского и Мадридского альбомов как будто подтверждают это, хотя лишь отчасти и косвенным образом. Но, во-первых, картины были заказаны Гойе Мануэлем Годоем, который никогда не был любовником герцогини. Во-вторых, женщина, которую мастер изобразил на этих полотнах, гораздо моложе герцогини, которой в 1797 году, когда эти портреты предположительно могли быть написаны, исполнилось уже 35 лет. Да и стиль картин явно указывает на еще более позднюю дату: 1800-е годы. При этом внешне маха совсем не похожа на герцогиню (достаточно взглянуть на портреты Каэтаны 1795 и 1797 годов). Черты лица, форма рук говорят отнюдь не об аристократическом происхождении модели.

В отличие от традиционных Венер, махи представлены в ином интерьере. Здесь нет роскоши, как нет и видимого «выхода» в природу. Крытая оливково-зеленым в одном и синим в другом случае кушетка с высокой спинкой, две серебристо-белые подушки, смятые простыни – вот вся «оправа» женского тела. Простой однотонный задник – буроватый и подвижный во внешней картине, лиловеющий, спокойный и глубокий во внутренней – служит фоном композиции. Это почти аскетичная простота. Композиция, властно очищенная от всяких аксессуаров, впечатляет своей отчетливостью, какой-то заранее исключающей всякую декоративность прямотой и ясностью фиксации реального факта – женского тела на ложе, тела распростертого, ждущего. Без остатка исчезла и идеальность. На картине запечатлена настоящая цыганка; она будто взята прямо с улицы, где плясала с бубном и кастаньетами, и теперь в мастерской, под пристальным взглядом художника чувствует себя временами почти принужденно. В отличие от «Одетой махи», «Обнаженная» – ничего не прячет. Ее тело открыто, ее ставшее удивительно утонченным и почти чеканным лицо выглядит значительно моложе, чем у «Одетой махи». Образ, созданный Гойей в этой двухслойной картине, первоначально являл собой вовсе не ту статичную антитезу, как сейчас, когда обе ее части разделены, повешены рядом и воспринимаются параллельно. По всей вероятности, изначально она была призвана подчеркнуть парадоксальное развитие времени от зрелости к юности. Итак, творение Гойи заключает в себе не только раздвоение одного образа, не только обособление его противонаправленных в пределах исторического времени тенденций, не только развитие от одной к другой, но еще и их борьбу, последнее слово в которой может быть предоставлено вовсе не положительной тенденции.

Задержаться перед двумя работами одновременно зрители не могли, так как картины были соединены особым шарниром, повернув который Годой мог убрать «Одетую маху», находящуюся сверху, и только тогда открыть «Обнаженную маху» – «раздеть» женщину прямо на глазах у зрителей. Картины находятся в Прадо, а выполнены были, скорее всего, в 1802 году, когда в коллекцию князя Мира попала работа Веласкеса из собрания Альбы, что, очевидно, и побудило его дать Гойе подобный заказ.

И как ни стараются сегодня искусствоведы убедить большинство посетителей Прадо, что моделью для знаменитых картин «Одетая маха» и «Обнаженная маха» явилась вовсе не герцогиня Альба, а фаворитка тогдашнего премьер-министра Годоя Хосефа Тудо, на которой, по некоторым данным, он даже был тайно женат, – все тщетно.

Потомки герцогини, желая доказать, что портрет ню не имеет отношения к аристократической модели Гойи, в 1945 году произвели эксгумацию ее останков, чтобы сравнить размеры скелета с теми, что запечатлены на полотне. Увы, к огорчению семейства Альба, результаты ничего не доказали, кроме разве того странного факта, что обе бедренные кости герцогини оказались сломаны. Возможно, это произошло тогда, когда ее гроб был выброшен из фамильной усыпальницы наполеоновскими мародерами.

Роман Гойи с герцогиней Альбой был краток; однако во многих женских персонажах «Капричос» несложно угадать ее чарующе-порочную натуру: «Один другого стоит», «Он даже и так не разглядит ее», «Да простит ее Бог, это была ее мать», «Добрые советы», «Кто более предан?», «Тебе не уйти».

Надо сказать, что герцогиня должна была обладать либо изрядным чувством юмора, либо большим запасом высокомерия, чтобы не начать метать громы и молнии на голову художника, изображавшего аристократку то в виде легкомысленной кокетки, то в роли жестокой обиралы, то подающей милостыню собственной матери. Чего стоит одна подпись к офорту «Они взлетели»: «Этот клубок ведьм, который служит подножием щеголихе, вовсе ей не нужен, – разве что для красоты. У иных в голове столько горючего газа, что они могут взлететь на воздух без помощи ведьм и без воздушного шара». «Ложная мечта и непостоянство» – слова, написанные художником под одним из неопубликованных офортов, звучат печальной эпитафией.