Гертруда Тринчер - Рутгерс

И как-то раз, когда дети уже легли спать и в доме стало тихо, Себальд придвинул свой стул к креслу Барты.

— Мне предлагают пост директора Управления строительством дорог и мостов на западном берегу Суматры. Контракт на пять лет. Как ты на это смотришь, Барта?

— Работа в колониях?

— Да, но это работа не на плантации, а государственная служба. Строительство улучшает положение страны, повышает ее культуру. Я говорил с Вайнкопом, с другими товарищами. Они тоже думают, что стоит самому увидеть, какова же она — жизнь в колониях. Ведь многое, наверно, изменилось там со времени Мультатули. Партийную работу там, конечно, вести не придется — и негде и не с кем. Но связь с товарищами я буду поддерживать, об этом мы уже договорились. А простора для инженера там много. Знаешь, Барта, мне как-то тесно стало в нашей маленькой Голландии.

В начале 1911 года Рутгерс с семьей уезжает в Голландскую Индию.

Поездом через Европу — из Роттердама в Геную, оттуда морем до Суматры — таков был предстоящий путь.

Короткая остановка в Швейцарии.

В Генуе Рутгерсам оставлены каюты на комфортабельном голландском пароходе «Принцесса Юлиана». Началась пора блаженного безделья. Можно вытянуться в шезлонге на палубе. Можно поболтать с сыновьями, дома редко удавалось побыть с ними. Теперь по утрам они вместе делают гимнастику. Потом борются. Себальд подбрасывает их кверху, качает между широко расставленными ногами, а вечером читает им книгу или выдумывает какую-нибудь интересную историю.

И здесь, на пароходе, Себальд быстро сходится с людьми. С одними он обсуждает политические вопросы, с другими — техническую новинку.

Любители шахмат, часами просиживающие за шахматной доской, уговаривают Себальда принять участие в турнире. Сдвинув брови, зажав в руке отвоеванного офицера, Себальд зорко смотрит на доску и вдруг стремительной атакой опрокидывает расчет противника.

— Мат, — объявляет он.

Так, выигрывая партию за партией, Себальд неожиданно становится победителем турнира. Получая первый приз — ценную индийскую табакерку, Себальд смущенно доказывает:

— Это, право, незаслуженно. Я ведь почти не играю в шахматы. В юности мне объяснили правила игры. Я запомнил несколько дебютов. Теперь я воспользовался ими, а дальше работали просто логика и изобретательность.

Порт-Саид, потом Коломбо и Саланга Здесь пассажиры спускаются на берег. Огромные древние храмы, старинные дворцы, а рядом жалкие хижины, боязливые, голодные взгляды.

— Когда-нибудь мы разворотим этот мир! — бормочет Себальд.

И снова волны бережно покачивают пароход, и в дымной дали возникает белая пена прибоя и яркая зелень Суматры. «Принцесса Юлиана» бросает якорь далеко в море против города Белаван, в нем нет гавани, чтобы принять океанские корабли. В город Рутгерсов доставляют на катере.

Последний этап пути — поездом в глубь острова до города Медан. Здесь резиденция нового директора управления.

Из распахнутых окон единственной гостиницы Медана, где предстоит провести первую ночь на Суматре, несутся громкие возгласы, пьяные песни, звон стаканов. Рутгерсов встречают дружным «халло!». Их окружают нарядные дамы, обнимают мальчиков, суют им лакомства, фрукты.

Встретив удивленный взгляд Себальда, кто-то объясняет:

— Сегодня хари-безар.

— Хари-безар, хари-безар! — подхватывают со всех сторон. — Мы вас не отпустим, мейнхеер.

— Мы устали, жене и детям нужен отдых, — убеждает Себальд.

Беременность Барты уже заметна, и перед ней расступаются. Но вокруг Себальда кольцо людей.

— Вы к нам на работу, мейнхеер? Замечательно. Ваш приезд вы должны отпраздновать с нами, ведь сегодня хари-безар.

— Раз в две недели мы приезжаем сюда с каучуковых и табачных плантаций. Хоть на один день увидеть европейцев, культуру, забыть о ленивых туземцах, которых заставляют работать только угрозы и кнут.

— Ваше здоровье, инженер. Давайте кутить. Утро не скоро, и денег хватит. Платят здесь хорошо.

Себальд присаживается к столу. Через полчаса ему удается подняться к себе в комнату.

— Это хари-безар, Барта, — объясняет он. — Постарайся уснуть.

До рассвета идет пьяный разгул, пока, наконец, «цветные» шоферы и слуги не усаживают своих белых хозяев в автомобили и экипажи. Через две недели господа соберутся снова.

Дети и Барта уснули, а Себальд не может сомкнуть глаз.

«Угрозы и кнут… Какая мерзость! Люди озверели. У меня этого не будет…»

Просторный каменный дом директора управления. Ослепительно белые стены. Крытые террасы ведут в сад. Там высокие пальмы и цветочные клумбы. Земляные орехи тянут к солнцу свои цветы и потом опускают их книзу, чтобы спрятать в землю созревшие плоды. Все располагает к покою и отдыху. Но Себальд мало бывает дома.

Строительство новых дорог и мостов, служебных помещений и жилья, осушка болот, прокладка каналов, облицовка речных берегов — вот короткий перечень работ, которыми ведает новый директор.

Он занимается всем. С инженерами-дорожниками намечает новые трассы, с мостовиками определяет, где будет перекинут мост, с архитекторами выбирает площадки для поселков, с врачами обсуждает санитарные мероприятия.

Во время инспекционных поездок его служебную машину часто останавливают техники и производители работ. Здесь нужно дать технический совет, тут показать, как улучшить организацию труда. Его указания ясны и понятны.

Но странно, необычно, что господина директора интересует не только площадь осушенных болот или количество километров проложенной дороги, он требует сведений о заработке туземцев-чернорабочих, об их снабжении, их жилищных условиях. И горе тому, кто решится заставить выйти на работу заболевшего землекопа или замахнуться на оступившегося подносчика, уронившего носилки. Мейнхеер Рутгерс не кричал, но голос его звучал так, что надсмотрщик бледнел.

Голландский резидент в своих отчетах правительству отмечает успешную деятельность директора управления. Рутгерсом довольны. Многие голландские фирмы, имеющие в Индии свои филиалы, обращаются к нему за консультацией. Он участвует в разработке планов строительства на других островах — Яве, Целебесе и Бали. Себальд часто выезжает в отдаленные области архипелага. Иногда его сопровождает Барта. Во время этих поездок Себальд интересуется бытом населения, его нравами, обычаями. Он восхищается богатствами тропиков, плодородием земли, мощной растительностью, сдержанным достоинством индонезийцев.

Все ясней становится ему, как жестоко и бессмысленно калечит страну колониальный режим. Природные богатства расхищаются. Люди унижены. На работах в государственных предприятиях положение рабочих-туземцев еще сносно. Но на каучукозых и табачных плантациях на восточном берегу Суматры, где в основном работают законтрактованные китайцы и яванцы, так называемые контракт-кули, оно граничит с рабством. Непосильный труд, полуголодный быт, насилие. Чем дальше от центра, тем сильнее произвол и беззаконие. Да и сами законы созданы теми, в чьи карманы течет прибыль.