Татьяна Михайловна Соболева - В опале честный иудей

С оценкой общественно-политического значения «Бухенвальдского набата» поручили выступить Советскому комитету ветеранов войны. Тем более что и Ал. Соболев — инвалид войны. Тут отводилось место эмоциям, спрос за которые не планировался. Мало ли по какому поводу расстраиваются старички и старушки.

Предстояло назвать, так сказать, ответственных за художественные достоинства «Бухенвальдского набата», точнее - способных солидно их назвать и отстоять... В роли «покровителя» и «защитника» мелодии Вано Мурадели оказался Союз композиторов РСФСР (?)... Почему не СССР?

Оставалось назвать «покровителя» стихов Ал. Соболева, положивших начало песне. Тут бы самое место и время высказаться ССП. Но третьим выдвигающим оказался профкомитет литераторов при издательстве «Советский писатель». Профсоюзная - не творческая - организация для, не в обиду им будь сказано, «околописателей», т.е. литераторов - не членов ССП. Профкомитет собирал с них профвзносы, оказывал скромные социальные услуги.

Оба мы, и Ал. Соболев и я, обратили тогда внимание на странное несоответствие колоссального успеха и значения «Бухенвальдского набата» в жизни советского общества скромному положению в самом обществе выдвинувших песню на премию. Вызывало недоумение, почему отмолчались общегосударственного масштаба Союзы композиторов и писателей? Было бы логично, если бы они, солидные и влиятельные, резюмировали и суммировали общенародное отношение к «Бухенвальдскому набату» фактом выдвижения его авторов на получение высочайшей награды. Что скрывалось за их молчанием? Почему они «уступили» право выдвижения Мурадели и Соболева своим младшим коллегам - организациям не первостепенным в вопросах культуры страны? Значило ли это, что и ССП и ССК не считали «Бухенвальдский набат» произведением выдающимся? Убеждена, что нет. Но в ЦК партии, где писатели и композиторы стояли «на задних лапках», их мнением особо никто и не интересовался. Там были популярны иные критерии. Не без антисемитизма. Вот такие вопросы возникли у нас после публикации списка соискателей Ленинской премии. Возникли, как оказалось, не напрасно. Но тогда они стушевались перед весьма приятным фактом выдвижения на Ленинскую премию.

А события развертывались своим чередом, вернее сказать предписанным, спланированным в ЦК партии. Список соискателей Ленинской премии, с именами Вано Мурадели и Александра Соболева в их числе, напечатали все ведущие газеты. Это служило сигналом для начала обсуждения претендентов на премию и их произведений в СМИ. Прекрасная возможность для обстоятельного знакомства с мало кому известным Александром Соболевым почитателей «Бухенвальдского набата», ровным счетом ничего не знающих о его заслугах перед Отечеством. Может показаться неправдоподобным, но так было: ни один журналист возможностью рассказать об Ал. Соболеве не воспользовался. В одном из стихотворений о диковинных порядках в СССР Ал. Соболев сказал:

И коль вожак проблеет: «Бе-е-е!», должно послушно блеять стадо...

Не услышали советские журналисты соответствующего «Бе-е-е!». А потому и не получил поддержки СМИ как соискатель Ленинской премии Ал. Соболев.

А вот пример того, как действовала советская пресса, услышав «добро» от хозяев, т.е. партии. В 1982 г. соискателем Ленинской премии оказался архисоветский поэт Егор Исаев за якобы «дилогию» «Суд памяти» и «Даль памяти». Тут все было «липой», начиная с названия обеих поэм дилогией. Две части дилогии, согласно определению, обязаны быть связаны общим сюжетом и «сквозными» в обеих частях героями.

В дилогии Е. Исаева две полностью отличные друг от друга поэмы: действие одной происходит в Германии, другой - в СССР накануне войны. Что же их в таком случае объединяет? Только слово «память» в названии той и другой. Все. По аналогии правомерно назвать дилогией два произведения, озаглавленные так: «Дырка в ботинке» — первое и «Дырка в бублике» — второе. В дилогии Е. Исаева нелепости следовали одна за другой по нарастающей. Нелепость в названии, содеянная автором (самим или по подсказке?); нелепость выдвижения несуществующей дилогии на соискание Ленинской премии; апофеоз нелепости — присуждение автору рукотворной нелепости этой высочайшей награды. Как пошли на такое члены Комитета по Ленинским премиям? В самом деле, куда они смотрели и что видели - писатели, известные деятели культуры страны?

Но отличились в деле «сотворения кумира» советские журналисты. Восхваление до небес «дилогии» и ее автора состоялось в сорока газетных и журнальных статьях. В сорока, вдумайтесь!.. Поневоле поверишь в собственную исключительность! В тот же раз Комитет по Ленинским премиям присудил свою награду и Генеральному секретарю ЦК КПСС Л.И. Брежневу за книгу, которую он не писал... Повод для размышления.

Но возвращаюсь к рассказу об Ал. Соболеве. Конечно, вовсе не потому не допустили его ко второму туру голосования, а так случилось, что о нем промолчала пресса. Решающее слово принадлежало членам Комитета по Ленинским премиям. И руководствоваться в своих действиях они были обязаны положением о Ленинских премиях - сводом правил, определявших, какие произведения и за что могут быть удостоены названной награды. «Бухенвальдский набат» отвечал главным из них: он уже имел международное признание, этим же обстоятельством были защищены и его художественные достоинства. Казалось, в создавшейся ситуации у Комитета по Ленинским премиям нет выбора: оставалось присоединиться к мнению народов мира и своей страны и увенчать наградой выдающееся произведение.

Но члены Комитета начали суд высокий и праведный с исключения Ал. Соболева из соискателей премии. В списке допущенных ко второму, окончательному туру голосования значилось: «В.И. Мурадели. “Бухенвальдский набат”». Поистине железной волей и несокрушимым духом должен был обладать тот, кто замыслил «Бухенвальдский набат», воплотил свою задумку в стихах, дал им и родившейся в конце концов песне название, повлияв на ее судьбу. Основоположника знаменитой песни наградили по-коммунистически: его на виду у всех оскорбили и нанесли удар, рассчитанный на нокаут.

В любом государстве с независимой прессой такой «фокус» моментально стал бы предметом гласности. Поговорить было о чем! Понятно, при отсутствии у журналистов кляпа во рту и короткого поводка, на котором их держала партия. И начать разговор следовало с вопроса: прозвучи одна лишь мелодия с названием «Бухенвальдский набат» перед любой аудиторией, подняла бы она с мест взволнованных людей, вызвала бы их бурную, мощную ответную реакцию? Вряд ли. И только тогда, когда эта мелодия - не иная! - легла на стихи, от которых, по общему мнению, «бегали мурашки по коже», песня «Бухенвальдский набат» обрела свое неповторимое лицо, способность вызывать шквал аплодисментов, слезы, возвышенную взволнованность.