Елена Васильева - 50 знаменитых любовников

Но это была напрасная предосторожность, ибо «чаровница», как называл Луизу Александр, оказалась слишком романтичной, чтобы опуститься до плотских желаний. Она наслаждалась сознанием, что увлекла императора, впрочем, так же как и он наслаждался мыслью, что покорил королеву. Платонический роман укреплял их взаимную симпатию. Александр, покорив еще одну «даму сердца», при этом и пальцем не коснувшись ее, в дальнейшем будет поклоняться ей лишь издали. К тому же королева олицетворяла Пруссию со всеми ее соблазнами, и император уже сам не разбирал, какую ведет интригу — политическую или любовную.

Они встретились еще раз в январе 1809 г., когда Луиза посетила Петербург по случаю бракосочетания великой княжны Екатерины и была принята с исключительным блеском. В великосветских гостиных сплетничали: «В этом визите нет никакой тайны: Луиза приехала спать с императором Александром». Правда, большинство наблюдателей все же не верили этим слухам, хотя всех изумляла чрезмерная роскошь подарков, приготовленных для королевы Луизы: дюжина расшитых жемчугом придворных туалетов, редкой красоты бриллианты… Несомненно, эстет Александр хотел пополнить оскудевший гардероб этой многострадальной королевы, потерявшей все после разгрома своей родины. От пережитых невзгод красота молодой женщины несколько поблекла и хотя она по-прежнему старалась привлечь внимание Александра, тот уже избегал полусентиментальных, полуполитических бесед с этой неугомонной кокеткой. Уезжая из Петербурга, Луиза в прощальном письме написала царю: «Я Вас мысленно обнимаю и прошу верить, что в жизни и смерти я Ваш преданный друг… Все было великолепно в Петербурге, только я слишком редко видела Вас».

Следует заметить, что Александр был из той породы мужчин, которые степенны дома и ветрены за его стенами. Примером тому может быть Венский конгресс, который состоялся в 1814 г. Со дня открытия конгресса Вена превратилась в некую международную ярмарку, куда съехались со всех концов Европы коронованные особы и легкомысленные женщины, дипломаты и мошенники, принцы и торговцы. Передел Европы велся не только за столом переговоров, где яростно схлестывались заинтересованные стороны, но и в светских гостиных. Самые очаровательные женщины пытались, танцуя, болтая или предаваясь любви, выведать что-нибудь у своего партнера. В театральных ложах и альковах, между двумя улыбками или двумя объятиями они буквально соревновались в добывании секретов.

Александр чувствовал себя здесь в своей стихии. На пороге своего сорокалетия он был еще очень красив и утонченно галантен в обращении с дамами, расточая им витиеватые комплименты. То поочередно, то одновременно он увлекался княгиней Габриэль д’Ауэрсперг — «добродетельной красавицей», графиней Каролиной Сеченьи — «кокетливой красавицей», графиней Софи Зичи — «тривиальной красавицей», графиней Эстергази — «удивительной красавицей» и графиней Юлией Зичи — «ослепительной красавицей». К ним добавились две подруги Меттерниха — герцогиня де Саган и княгиня Багратион, вдова героя 1812 г., павшего в Бородинском сражении, а также немалое количество молодых женщин более скромного происхождения.

Одним словом, Александр забавлялся вовсю. Что, кстати, не ускользало от глаз бдительных шпионов, приставленных по приказу австрийского министра полиции к российскому императору и следящих за каждым его шагом. Так, по свидетельству одного полицейского, «за ужином у Карла Зичи царь Александр и графиня Вбрна спорили, кто переодевается быстрее, мужчина или женщина. Они держали пари и удалились для переодевания в соседние комнаты. Выиграла графиня Вбрна».

Впрочем, вся эта цветистая болтовня и светские игры не имели серьезных последствий. Любитель неуловимых прикосновений, мимолетных влюбленных взглядов и куртуазных намеков, Александр довольствовался лишь легким трепетом чувств и не заходил слишком далеко. Свидетельством тому могут служить те же обильные, но разнообразные донесения полиции: «Княгиня Леопольдина Лихтенштейн больше других светских дам нравится Александру. По этому поводу острят, что он выказывает себя истинно русским человеком, предпочитая женщин холодных, как лед». И еще: «Александр уделяет много внимания графине Софи Зичи и княгине Ауэрсперг. Он много танцует и любезничает с княгиней Лихтенштейн и юной Сеченьи. Обе они убеждены, что поймали его в свои сети; но остальные хорошо понимают, что здесь, как и повсюду, все это для Александра — одно лишь чистое кокетство».

Правда, наблюдательные шпионы отмечали и то, что царь, случается, поздно ночью проскальзывает в особняк княгини Багратион и украдкой выходит оттуда, проведя три часа в обществе своей восхитительной соотечественницы. Некоторые уверяли, что видели императора быстро идущим по темному коридору к комнатам, отведенным двум фрейлинам его супруги.

Но как бы там ни было, после блестящих торжеств в Вене, Штутгарте и Мюнхене Александр почувствовал усталость. Он стал мечтать об уединении, где можно было бы погрузиться в благочестивые размышления. И здесь судьба его свела, как он считал позже, с «ангелом-хранителем», взявшимся указать ему путь к Богу. Это была баронесса Юлия де Крюденер. Дочь лифляндского дворянина старинного рода барона Фитингофа и вдова видного дипломата барона де Крюденера, она провела бурную молодость, исколесила всю Европу, завязала дружеские отношения с французскими литераторами, королевой Гортензией, королевой Луизой. После смерти мужа, потеряв часть состояния, она мало-помалу отдалилась от общества красавцев-офицеров и блестящих дипломатов, до той поры смущавших воображение и будораживших ее чувства, и с возрастом нашла утешение в соблюдении церковных обрядов и религиозной экзальтации. Баронесса страстно увлеклась доктриной Сведенборга и уверовала, что призвана самим Провидением нравственно возродить человечество.

Баронесса Крюденер посетила российского императора в немецком городке Гейльбронн, где разместилась в то время главная квартира русской армии. И Александр сразу поддался ее влиянию. Конечно, царь, обхаживавший стольких красавиц в Вене, не испытывал никакого влечения к новой знакомой, которая представляла собой увядшее создание с неправильными чертами лица, заострившимся носом и покрытой красноватыми пятнами кожей. В этой пятидесятилетней даме он видел не женщину, которую стоило бы обольстить, а пророчицу, сверкающий взгляд которой наполнял его душу сладким ужасом.

В течение трех часов «спасительница» голосом, в котором звучали металлические ноты, обличала раздавленного угрызениями совести государя, намекая при этом и на убийство Павла. Она довела бедного Александра до слез. В конце концов, спохватившись, что зашла слишком далеко, баронесса начала было оправдываться, ссылаясь на Божью волю. Но он успокоил ее и попросил следовать за ним и укреплять его душу назидательными беседами.