Елена Васильева - 50 знаменитых любовников

Письмо заронило в сентиментальной душе Вольты искру надежды. Он давно уже мечтал о романтической страсти и о красавице-жене. При первой же возможности Алессандро отправился в Милан, где гастролировала Римская опера, солисткой которой была Марианна, и был очарован ею. Юная певица тоже отнеслась к ученому благосклонно.

И тогда буря чувств охватила романтичного профессора — страсть, опьянение молодостью и красотой, очарование, — и все это на фоне великолепной музыки. В присутствии возлюбленной Вольта многозначительно молчал, сверкал глазами или взрывался страстными монологами, смешил, заставлял исторгать слезы. Одним словом, любовь захватила его полностью.

Только спустя год Алессандро решился поведать о своих чувствах брату: «Уже давно на душе тяжко, меня заботит, это между нами, любовь, которую я прячу даже от себя. Много раз я пытался рассказать тебе, но нет мужества… Я поражен в сердце, меня одолел соблазн… Кто же она? Боюсь сказать, но она — театральная звезда… Но прежде, чем нападать на предмет моего обожания, вспомни, что искусство не позор. Не веди себя как инквизитор. Ее ничто не может запятнать, так чиста, так порядочна!»

Реакция близких не заставила себя ждать. Брат Луиджи был категорически против: «Преодолей свою слабость, не иди на поводу у обстоятельств, ты потеряешь мое уважение, если не освободишься ото всех обещаний, которые успел надавать Парис».

Не надеясь на благоразумие слабохарактерного брата, Луиджи обратился за помощью к другу их семьи, графу Вилзеку, и тот из Милана подключился к попыткам погасить любовный костер: «…При выборе жены надо бы совмещать свои стремления с мнением родных, — увещевал он Вольту. — Думается, что следовало бы отречься от своих планов и предположений относительно этого дурного альянса, который наверняка для вас не нужен, хотя б это было нелегко вашему сердцу…»

В ответ Вольта писал: «Да, дорогой брат, я все рассказал Терезе Чичери, но „это не очередное развлечение“, „это не слабость“, не будет, „как в прошлый раз“. Я совершенно искренен: разве не горе, когда требуют: отвернись от своей любви!»

Но постепенно холодный разум начинает брать верх над любовной страстью. Да и как могло быть иначе, если все вокруг были против его любви. Чичери вела себя деликатно, но советовала подчиниться семье. Вилзек писал снова и снова и тоже советовал одуматься: «Когда в женитьбе какое-то неравенство, то это станет причиной многих драм, поэтому не надо поднимать этого груза в одиночку, а пока, впрочем, уступите своей натуральной страсти».

Вольта как будто прислушался к доводам. И даже вновь занялся научными делами, доселе заброшенными из-за любви к Марианне. Но через год, а именно в конце 1790 г., пламя страсти вспыхнуло с новой силой. Алессандро уже в который раз приводит своим благоразумным советчикам те же доводы, говорит о любви, чистоте суженой, благородном происхождении ее семьи. «Где ваша добродетель, любовь, терпимость? — взывает он к брату. — Кто же будет рубцевать язвы этого мира, о которых все сострадают? Позор вам и презрение, развели канитель вокруг желающих жениться, чтобы развести их!.. Неужели любовь греховна? Ведь без любви не может быть счастья, любовь пришла, а вы губите ее!»

Он даже написал Терезе Чичери, осмеливаясь в конце письма раздраженно и воинственно вступиться за свою любовь против согласованного давления близких. Но к кому он обращался? К женщине, которая сама искала его любви и которая все еще надеялась на брак с ним!

Затем на невидимую сцену любовной драмы вышла мать Марианны. Так и не дождавшись свадьбы, она предъявила возлюбленному своей дочери ультиматум: «Если вам угодно продолжать разговоры о женитьбе, то поручитесь в своих обещаниях… От вашего имени нотариус должен объявить, что если вы не можете жениться, то до смерти родителей вы обязуетесь взять дочь на иждивение».

Луиджи и его сторонники торжествовали: ведь они предупреждали, что от Вольты семье Марианны нужны только деньги. Чтобы их добыть, родители торгуют своей дочерью.

От всего этого у влюбленного профессора голова пошла кругом. Платить требуемый пенсион он был не в состоянии, а брат Луиджи не желал взять на себя заботы о расходах. Пытаясь вырваться из замкнутого круга, Алессандро решается на отчаянный шаг — добивается аудиенции у императора Леопольда II во время его пребывания в Милане. Он устно и письменно умоляет властителя предоставить ему должность в Милане, чтобы жениться на римлянке.

Решение двора было нетрудно предугадать. Через пять месяцев на прошении появилась пометка императора: «Настойчивость просителя удовлетворена быть не может». Но любовь Вольты оказалась сильнее рассудка. Он продолжал упорно утверждать, что «добродетель восторжествует… Марианна доказала искренность своих намерений, она превосходит меня красотой, грацией, благородством… Да это чудо, что она меня заметила! Ведь я уже не молод, фамильный дом стар и даже мне не принадлежит».

Еще два года звучали его страстные заверения в неизменности чувств и жалобы на горькую судьбу. Остатки надежды исчезли, когда несчастный влюбленный получил очередное письмо от матери Парис. Несостоявшаяся теща в сердцах высказала то, что давно наболело в ее душе. Ханжески причитая, она напомнила Вольте, что ему уже под пятьдесят, денег нет, а у них, бедных родителей, плохое здоровье, смерть близится, и как может при этом всем Марианна оставить театр, дающий заработок и возможность развлечений.

И тут уже Вольта вынужден был смириться, хотя все еще пытался оттянуть официальный разрыв. Он еще причитал в письмах: «О, Парис! Как бы я был с ней счастлив! О Боже, сколь горька судьба моя!» Но уже к концу 1792 г. Вольта с грустью сообщил канонику Петиросси, что его брак с Марианной Парис не состоится.

В конце концов родственникам надоели любовные приключения Алессандро, и они активно занялись поисками подходящей невесты. В январе 1793 г. отпала кандидатура Антониетты Джовьо, сестры старинного друга Вольты, графа Джовьо. Лучше уж Чичери, чем Джовьо, писал капризный Вольта брату, а тот выговаривал сердито, что сам, мол, мечтал породниться, склонялся то к старшей Луизе, то к младшей Антониетте, а теперь на попятную? Наконец, в ноябре Луиджи облегченно вздохнул, столковавшись о браке с семьей Терезы Перегрини — младшей дочери королевского делегата от Комо дона Людовико, спокойной, рассудительной, разумной женщины. Правда, невесте было уже под тридцать, но ведь и жених вот-вот отметит полувековой юбилей.

«Что ж, я согласен, — отвечал Вольта брату, — только финансовые дела утрясай сам… А что касается Перегрини, то я уж сделал три-четыре визита, и довольно. Как-никак два года топчусь в женихах». И при этом жених сетовал: увы, с Марианной его невесту не сравнить!