Эммануэль Каррер - Лимонов

– Выходит, – делает вывод Сорос, – что пирог могут у вас забрать прежде, чем вы успеете его поделить?

– Выходит так, – вздыхает Березовский.

– И возможно даже, – ласково продолжает Сорос, – что вас упекут в Сибирь? Если бы я был на вашем месте, ребята, я бы поостерегся.

Этот разговор так возбудил Березовского, что он тут же обзванивает шестерых коллег-олигархов – самых могущественных людей в России. И предлагает им временно забыть о своих разногласиях (самый острый конфликт на тот момент существовал между ним и Гусинским: их многочисленные службы охраны вели между собой кровопролитную войну) и объединить усилия, чтобы помочь переизбраться старому царю. Эти семеро бросили на избирательную кампанию все свои финансовые и медийные ресурсы, а им тогда принадлежала почти вся российская пресса. Газеты и журналы, радиостанции и телеканалы принялись вбивать в мозг избирателям одно и то же: или Ельцин, или хаос. Или Ельцин, или возврат в прошлое. И чтобы припугнуть тех, кто начал идеализировать коммунизм, круглыми сутками гоняли по эфиру ужасающие документы о ГУЛАГе, об организованном Сталиным голоде на Украине, о массовых убийствах в Катыни. Государство не жалеет денег на производство грандиозных романтических кинополотен о сталинских чистках, вроде «Утомленных солнцем» Никиты Михалкова. Мне очень нравится этот фильм, однако я представляю, какое негодование он должен был вызвать у Лимонова, если тот его видел. Эдуард терпеть не может Михалкова, выходца из знаменитой семьи культурной номенклатуры. Михалков дружил с диссидентами, если это не сулило неприятностей, при любом режиме умел оставаться в фаворе и вполне логично превратился в официального трубадура контрреволюции. Дачи под летним солнцем, большие счастливые семьи, безмятежно текущие дни, и плутоватый политкомиссар, который то ли из зависти, то ли из фанатизма пускает эту жизнь под откос: это сталинский фильм наизнанку, и уж если на то пошло, то Эдуард предпочитает нечто более откровенное. В кино сталинской эпохи таких обманок не было, в нем чувствовалась подлинность воспоминаний детства, вдохновлявших его авторов.

Членов НБП, ровесников Захара, мутит от этой массированной пропаганды, очерняющей все, что их научили любить, и рушащей идеалы, за которые их родители клали жизни в борьбе с нацизмом. Что делать с наполняющим их чувством отвращения, какую форму ему придать? Им хотелось услышать это от лидера, но Эдуард, убежденный, что менять Ельцина на Зюганова бессмысленно, потому что оба хуже, не находит ничего лучше, чем объединиться со «Сталинским блоком», группой еще более маргинальной, чем НБП. И в довершение абсурда на президентскую гонку от этой странной компании выставляется некий Виктор Джугашвили – не просто внучатый племянник Сталина, но и – с трубкой и усами – практически его двойник.

Перед вторым туром выборов (в промежутке у Ельцина случился инфаркт, который его окружение тщательно скрывало) надо было объяснить однопартийцам, за кого голосовать, и тут Лимонов удивил их еще раз, изложив теорию, согласно которой чем больше страна погружается в хаос, тем ближе революция. Следовательно, надо отдавать голоса Ельцину. Эта политическая эквилибристика обернется для Эдуарда слухами о том, что, несмотря на провокативность его поведения, он на самом деле подкуплен Кремлем, и данный эпизод в конечном счете приведет его к выводу, что парадоксов в политике следует избегать. Широкие массы не чувствуют нюансов, и Мein Kampf – прекрасное тому подтверждение.

В целом же вся предвыборная суета оставляет ощущение, что у Эдуарда едет крыша, и это на самом деле – правда, потому что от него только что ушла Наташа.

Мне мало что известно из подробностей и мотивов ее ухода, а книги Эдуарда, описывающие этот период, содержат гораздо меньше интимных переживаний, чем романы, написанные в молодости. И все же впечатление такое, что он реагировал на эту потерю так же бурно, как некогда на уход Елены. В одном довольно бредовом тексте, написанном по горячим следам, он рассказывает о последних годах из тринадцати лет их совместной жизни, подавая сюжет «в философском и мистическом духе» – здесь чувствуется влияние Дугина, с которым в тот момент их пути еще не разошлись. Эдуард описывает волнующие совпадения, вещие сны, безумные галлюцинации и даже весьма малоубедительную встречу с дьяволом на московских улицах. Напомним, что речь идет о человеке трезвого ума, скептически воспринявшем роман «Мастер и Маргарита». Он посещает ясновидящую, которая ему сообщает, что в предыдущей жизни он был тевтонским рыцарем, а Наташа – гулящей женщиной, которую он защищал. Эта интерпретация представляется ему блестящей. Да, он ее защищал, как доблестный рыцарь. Он был ей верен, как и Елене, а она его предала, как и Елена. Он пытается убедить себя, что она его недостойна, старается внушить себе презрение к ней, но совладать с собой не может. Бесконечно бродя по улицам в удушающей жаре московского лета, чуть не падая от изнеможения, он рисует в сознании картины ее прекрасного тела: большие руки с гибкими, как на шарнирах, выгнутыми пальцами, белая, слегка опавшая грудь, интимное место всегда влажное, всегда готовое принять его член и – увы! – других мужчин тоже. Она возбуждала его так, как ни одна женщина в жизни, исключая Елену. Он вспоминает, как в их маленькой квартире на улице Тюренн она, с мечтательным выражением на лице, не вынимая изо рта сигареты, мастурбировала, сидя нагишом на унитазе. А он, лежа на матрасе, смотрел на нее из комнаты через открытую дверь. Он вспоминает тот день, когда он вернулся домой после катастрофической избирательной кампании: она лежала поперек кровати пьяная в дым и, ощутив его присутствие, пробормотала: «Ругаться будешь потом, а сейчас трахни меня». Дугин постоянно повторяет ему одну поучительную фразу из Ницше, которую интеллигентные друзья любят цитировать нам в подобных обстоятельствах: «все, что нас не убивает, делает нас сильнее», но все впустую: Эдуард страдает безумно. Он готов жизнь отдать за то, чтобы еще хоть раз войти в тело этой великолепной и пропащей певицы, алкоголички и нимфоманки, существа, живущего за гранью допустимого и вечно балансирующего над пропастью, у которого – думает он – имелся невероятный шанс быть женой Эдуарда Лимонова, и оно оказалось настолько дерзким, что этот шанс отвергло.

Этот период полубреда закончился сразу после выборов, которые, в результате массовых фальсификаций, принесли победу Ельцину. Однажды вечером, когда Эдуард в одиночестве возвращался домой, на него напали трое каких-то типов. Его повалили на землю и били ногами по лицу и по ребрам. Убивать не хотели: хотели бы – убили, но предупреждение оказалось серьезным. Он пролежал восемь дней в больнице и едва не потерял глаз.