Софья Пророкова - Репин

На этом обеде присутствовала и писательница Щепкина-Куперник. Перед отъездом она написала такой стихотворный экспромт в альбом Чуковскому:

Познакомился Репин и с В. Хлебниковым. В воспоминаниях Чуковского описывается разговор, происшедший у Репина с на редкость молчаливым поэтом.

Хлебников «был до такой степени отрешен от всего окружающего, что не всякий осмеливался заговаривать с ним. В то время как другие футуристы пытались уничтожить преграду, стоявшую между ними и Репиным, Хлебников чувствовал эту преграду всегда…

Однажды, сидя на террасе за чайным столом и с любопытством вглядываясь в многозначительное лицо молодого поэта, Репин сказал ему:

— Надо бы написать ваш портрет.

Хлебников веско ответил:

— Меня уже рисовал Давид Бурлюк.

И опять погрузился в молчание. А потом задумчиво прибавил:

— В виде треугольника.

И опять замолчал.

— Но вышло, кажется, не очень похоже…»

Летом 1915 года Репин познакомился с Маяковским. В начале войны Маяковский хотел добровольно пойти на фронт. Не для того, разумеется, чтобы послужить вере, царю и отечеству, а напротив — для того, чтоб лучше и сильнее сказать свое слово против войны.

Но ему отказали из-за политической неблагонадежности.

И вот теперь этот «неблагонадежный» футурист приехал в Куоккалу. Часами он исступленно вышагивал по берегу залива, бормоча что-то себе под нос. Так он работал. Создавалась его первая поэма «Облако в штанах» (кстати, привычка всегда «жевать» слова, подбирая какие-то рифмы, осталась у Маяковского до последних дней).

Благовоспитанные дачники откровенно побаивались и чурались поэта. Но Репин познакомился с ним на даче у Чуковского, где часто бывал, а вскоре и Маяковский стал частым гостем «Пенат».

В автобиографии поэта, написанной с телеграфным лаконизмом и иронией, упоминается и это время:

«Куоккала.

Семизнакомая система (семипольная). Установил 7 обедающих знакомств. В воскресенье «ем» Чуковского, понедельник — Евреинова и т. д. В четверг было хуже — ем репинские травки. Для футуриста ростом в сажень это не дело.

Вечера шатаюсь пляжем. Пишу «Облако».

Выкрепло сознание близкой революции.

Поехал в Мустамяки. М. Горький. Читал ему части «Облака». Расчувствовавшийся Горький обплакал мне весь жилет…»

На Репина тоже «Облако» произвело большое впечатление. Обывателям могло показаться, что маститый старик вознегодует на стихи футуриста.

Литератор Лазаревский записал 21 июня:

«…После обеда я надумался пойти к Чуковскому… И встретил там «поэта» Маяковского и художника И. Е. Репина… Чуковский сначала читал воззвание каких-то украинских социал-демократов… Я предложил прочесть кое-что из Шевченко… Репин искренне наслаждался… Затем началась «Маякоккала». Явление совсем новое. Это сплошное издевательство над красотой, над нежностью и над богом…»

Но даже Лазаревский пишет, что Репин попросил поэта прочитать стихи снова, так как ему мешало чтение нараспев, которым Маяковский в ту пору увлекался. Маяковский снова читал.

«…Если бы К. Р. Услышал эту поэзию, — восклицает Лазаревский, — он снова лег бы в гроб!»

К. Р. — это поэт-декадент, великий князь К. К. Романов.

Однако Репин явно не разделял вкусов ни Лазаревского, ни великого князя. Однажды он зашел к своему другу Чуковскому как раз в тот момент, когда Маяковский читал отрывки из поэмы «Облако в штанах».

Неожиданно для присутствующих Репин разразился бурей восторгов. Он почувствовал в этом дерзком поэте трибуна огромной силы и, вспомнив боевой девиз своего старого друга «Вперед, к новым берегам!», сравнил его с Мусоргским и Гоголем.

Чуковский сохранил в памяти замечательную и знаменательную реплику Репина:

«— Уж вы на меня не сердитесь, честное слово, какой же вы, к чертям, футурист!»

Автор «Отказа от исповеди» и «Пер-Лашез» сердцем почувствовал глубокий реализм Маяковского, когда могучим басом он читал:

И у Репина возникает мысль написать Маяковского «народным трибуном».

Осуществлению этого чудного замысла провидца помешало маленькое смешное обстоятельство. Перед сеансом Маяковский нарочно забежал в парикмахерскую и обрил голову наголо. Репин чуть не стонал: ему так нравились пряди прямых волос поэта, спадающие на высокий лоб. Какой же это поэт с бритой головой?! Маяковский был другого мнения о поэте:

Мастера,

а не длинноволосые проповедники

нужны сейчас нам…

Вместо большого холста Репин написал портретный этюд с Маяковского.

В мастерской и Маяковский рисовал Репина. Это быстрые шаржированные наброски, которыми Репин также без конца восхищался, поражаясь сходству и тонкому чувству формы. И здесь он опять видел глубокого реалиста.

В июле в Куоккале состоялся литературно-музыкальный вечер. Журнал «Театр и искусство» так описывал это событие:

«…Вступительное слово сказал маститый Репин.

…Выступление г. Маяковского многих… разочаровало. От него, как от «футуриста», ожидали какой-нибудь дикой выходки. Вместо того этот очень неуравновешенный, но, несомненно, обладающий недюжинным дарованием поэт прочел несколько стихотворений, очень своеобразных и колоритных, вовсе лишенных каких-либо специальных эксцессов.

Пьесы Маяковского про собаку и про звезды — произведения прямо отличные, рельефные, очень индивидуальные, весьма любопытные в отношении ритмической и рифмической техники».

Стареющий художник и молодой поэт выступают уже вместе.

Но на фронте дела шли худо, и вскоре «неблагонадежного» тоже забрали в солдаты. В «Пенатах» остался его портрет, который нужен был уже для новой затеи Репина. Большой холст «Черноморская вольница» все еще переписывался, и Репину запала мысль использовать облик революционного поэта для запорожца в «Черноморской вольнице».

Это тем более интересно, что впоследствии Маяковский писал о своем происхождении:

Не знал этого Репин, но его особое, ему присущее чувство подсказывало это. Сильная и красивая фигура южанина, дерзкого и умного бунтаря волновала воображение художника.

Картина долго мучила Репина, и он замучил ее. Судьба ее неизвестна.

Не знаем мы и что сталось с портретом Маяковского. До последних дней жизни Репина он висел в той самой столовой, где в 1915 году Репин сфотографирован с Маяковским, Чуковским, Евреиновым и другими гостями.