Николай Галкин - Откуда соколы взлетают

Комиссар Военно-Воздушных Сил Филипп Александрович Агальцов сказал Павлу Терентьевичу:

— Поезжай в Одессу и пока ничего не говори. Задержался, мол, Сергей в командировке. Только после того, как жена родит, расскажешь ей.

Но Галина так и не поправилась после известия о гибели мужа. Долго болела и преждевременно умерла. Дочерей воспитала бабушка.

Идут годы. С. И. Грицевец по-прежнему в боевом строю. Он — ровесник всех молодых, отважных и смелых бойцов, чьи сердца полны жажды героического подвига во имя Родины, во имя торжества коммунизма.

Его подвиг неоднократно повторяли наши летчики. Еще зимой 1939 года в одном из боев с белофиннами командир бомбардировщиков капитан Трусов увидел, что загорелся самолет его ведомого старшего лейтенанта Мазаева. Пылающую машину удалось посадить на лед озера, совсем близко от вражеских позиций. Белофинны уже бежали к советскому самолету, но Трусов отогнал их пулеметным огнем, а потом посадил на лед свою машину. «Двое — в кабину стрелка-радиста, один — в бомбовый люк!» — скомандовал Трусов. Через несколько минут машина ушла в воздух.

Когда комдиву Г. П. Кравченко доложили о подвиге Трусова, он приказал:

«Провести беседы в эскадрильях о взаимной выручке. Срочно выпустить листовку о подвиге капитана Трусова. Кто будет ее писать, пусть обязательно вспомнит нашего дважды Героя Советского Союза Сергея Ивановича Грицевца».

Сейчас, много лет спустя, стоит остановиться в повседневной нашей жизненной суете и задуматься…

В наше время — время, когда большинство молодых людей и не знает, что такое война в суровой ее действительности, — трудно даже представить себе жизнь Сергея Грицевца прожитой жизнью. Нет, она понимается и принимается как вспышка, как яркий и короткий полет кометы на небосводе.

Еще М. Горький говорил, что если человек хочет делать подвиги, он всегда найдет, где их совершить. Большинство воинских подвигов как-то принято мысленно отождествлять с Великой Отечественной войной. Но ведь Сергею Грицевцу не пришлось взлетать в грозное небо начала сороковых годов. Однако то, что он совершил, осталось в памяти людей, в памяти его товарищей по оружию. Лейтенант Павлов, подобно Грицевцу, спас своего сбитого врагом товарища, капитана Степанищева, капитан Лебедев спас так же капитана Журавлева, лейтенант Берсенев — майора Беду, ставшего впоследствии дважды Героем Советского Союза, генерал-майором авиации. Можно было бы продолжить список и дальше, но…

…Но не только тогда, и сейчас, выполняя в Афганистане интернациональный долг, не однажды советские воины под огнем противника сажали свои боевые машины в ущельях и отрогах Гиндукуша, спасая товарищей.

Что это значит? А значит это, что жизнь Сергея Грицевца пусть и была короткой и яркой, как полет кометы, но она, словно комета, не пропала бесследно…

Сергей Иванович Грицевец

Испания. 1938 г. Командир республиканской авиации Антонио Ариас прилетел в эскадрилью «камарадо Сергио»

Удостоверение к памятной медали

Халхин-Гол. С. И. Грицевец и В. М. Забалуев

Халхин-Гол. На капоте трофейной японской машины, набросив шинель, сидит С. Грицевец

Халхин-Гол. Слева — С. И. Грицевец. Впереди — Г. П. Кравченко. Рядом — Я. В. Смушкевич и В. М. Забалуев

Космонавты А. В. Филиппенко и В. Г. Лазарев в музее ХВВАУЛ у стенда С. Грицевца

Открытие памятника С. И. Грицевцу в ХВВАУЛ

Солнце догорало в лугах за Тоболом. Его багровые отсветы охватили пожарищем бор, сделали малиновой воду в речке. По вечеру загомонила снова, словно вымершая погожим сенокосным днем, станица Звериноголовская. Звенели подойниками бабы. Казаки, перед тем как отужинать и улечься на покой, неторопко, верхами ехали к Тоболу напоить коней. Тут они, скинув просоленные за день рубахи, барахтались в воде, смывая с себя пот и колкую сенную пыль, купали и чистили лошадей, курили, говорили о погоде, сенокосных делах и видах на урожай, рассказывали нехитрые станичные новости.

Напротив крепости, на левом берегу Тобола, за мостом на крутояре, задрав оглобли вверх, маячили две телеги, бродила пара лошадей, горел костер, бегали шумливые ребятишки.

— Цыганы, че ли, остановились тамока табором? — озабоченно спросил казак, подъезжая к Шеметову. Тот стоял на одной ноге, метя вторую, только что сполоснутую в воде, продеть в штанину.

— Нонче рот-от не разевай — оглоблей заедут. Не досмотри — и коней мигом сопрут, — сетовал подъехавший.

— Не бойсь, Евсей, не сопрут, — засмеялся Шеметов, затягивая на брюках ремень. — А и сопрут, так у тебя не убудет, не на последнем сидишь. Вчерась ехал лугами, так на твоих стригунов засмотрелся. Не жеребята — птицы. А трехлетки, те просто мечта, хоть под седло, хоть в упряжку, да только вожжи крепче держи, чтоб усидеть.

— Вам, голодранцам-коммунарам, только бы зубы скалить да зенки на чужое добро пялить, и боле нет забот. Ваших-то доходяг красть не станут, никто не обзарится. До холодов поездите, а с морозами они сами ноги протянут. Видел я, сколько сенца вы настоговали, по навильнику на лошадь.

— Не дрожи, Евсей. Ребята давеча бегали за реку, сказывают, переселенцы это, из Киркрая едут. Хохлы, не цыганы. Оденусь вот и тоже до них дойду. Может, людям помощь нужна.