Тур Буманн-Ларсен - Амундсен

Землепроходец всегда бросает вызов старым картам и привычным представлениям. Он прежде всего искатель истины — наравне с историком, не говоря уже о биографе, который, находясь в пограничной зоне между географией и психологией, имеет дело как с внешним, так и с внутренним пейзажем.

«Подвиги, совершенные в полярных странах, должны рассматриваться в свете предшествующей жизни исследователя» [2] Цитаты из произведений Амундсена и других авторов приводятся — с незначительными поправками — по изданиям, указанным в библиографии (разумеется, если эти книги переводились на русский язык). (Здесь и далее прим. пер.) , — писал в своих воспоминаниях Руал Амундсен. Он признавал, что полярные исследования тесно связаны с нравственностью и что характер человека может лучше доказывать истинность его свершений, нежели километры или градусы широты. Нельзя, однако, сказать, что он создал благоприятные условия для тех, кто хотел бы изложить его собственную историю.

Руал Амундсен гонялся за разгадкой самых строго охраняемых тайн в мире, но, открывая другим неведомые области земного шара, в то же время напускал туману для окружающих в отношении своей жизни. Где побывал этот полярный исследователь, можно проследить по многочисленным картам. Вопрос же «Кто такой был Руал Амундсен?» до сих пор остается без ответа.

Нельзя познать рельеф материка или острова, не высадившись на его берегу. В этой книге я попытаюсь разогнать туман забвения и освободить от покрова легенд достославную, однако поныне не открытую Землю Руала Амундсена. [3] В первую очередь о личной и общественной жизни Руала Амундсена, чьи полярные заслуги достаточно известны и освещены в обширной литературе, включая русскую ( Дьяконов М. Амундсен (серия «ЖЗЛ»). М., 1937; Пасецкий В. М ., Блинов С. А. Руал Амундсен (Научно-биографическая серия издательства «Наука»). М., 1997; Корс Холт. Состязание (пер. с норв. изд-ва «Физкультура и спорт»). М., 1987; не считая многочисленных статей). Внутренний мир полярника: его вкусы, пристрастия и увлечения, составляющие основу духовной жизни человека, долгое время оставались для широкой публики «тайной за семью печатями», тем более что сам исследователь эту сторону своей жизни не стремился афишировать. Тем не менее личность полярника привлекала внимание многих писателей (среди них Стефан Цвейг и Борис Лавренев), так и не создавших достойного литературного портрета этой сложной и во многом противоречивой личности.

Что он там делал: разглядывал собственное отражение или учился плавать? В садовом фонтане лежал на животе маленький мальчик.

Старшие братья были заняты своим. Мальчика хватились не сразу. Ему еще не исполнилось двух лет, так что он мог запросто утонуть и в луже. Наконец кто-то прибежал. Нянька по имени Бетти принялась катать Руала по траве. Он забулькал и вернулся к жизни.

Так он спасся в первый раз.

Случай этот произошел меж высоких деревьев просторного сада, посреди которого стоял низкий каменный особняк в стиле романтизма. Дом под номером девять по Ураниенборгвейен располагался на окраине тогдашней норвежской столицы Христиании [4] Так в 1624–1924 гг. назывался Осло. , за королевским дворцом. Очевидно, эпизод с фонтаном относился к раннему лету 1874 года. Дворец по большей части пустовал. Христиания была стольным градом без власти, местом пребывания властителя без оного. Сама Норвегия была страной с непонятным статусом, протянувшейся далеко на север, к бесплодным пустынным местностям и бескрайним ледовым просторам. Город представлял из себя поселение, затерянное между европейской цивилизацией и примитивными кочевыми народами вроде саамов, самоедов и эскимосов. Многознающему гражданину мира известно, что Норвегия была тогда шведской провинцией — строптивой и непокорной областью, подчиненной монархам из рода Бернадотов. Норвегия перешла к Швеции в результате радикального перекраивания карты мира, которым завершились наполеоновские войны. В ту пору Швеция предприняла весьма неординарный шаг, посадив на свой древний трон одного из генералов французского императора — Жана Батиста Бернадота, впоследствии ставшего королем под именем Карла XIV Юхана. Теперь Норвегией управлял из Стокгольма его внук, Оскар II (точно так же, как прежде ею правили из Копенгагена датские короли).

В год, когда крошку Руала выловили из фонтана, на его малонаселенной горной родине происходили политические и культурные события, свидетельствовавшие о национальном пробуждении. За 60 лет до этого, 17 мая 1814 года, норвежцы приняли современную — демократическую — конституцию. А в 1884 году они еще больше ограничат королевскую власть, введя ответственность правительства перед стортингом.

Когда нация переживает эпоху расцвета, даже у численно небольшого народа рождаются выдающиеся личности. В северной провинции появились такие сочинители, как Бьёрнстьерне Бьёрнсон, Хенрик Ибсен и Кнут Гамсун, заявили о себе композитор Эдвард Григ и художник Эдвард Мунк. Впрочем, в 1874 году никто из них еще не приобрел международной известности. Это тем более относится к человеку, которому суждено было привлечь к себе наибольшее внимание — будущему исследователю Арктики Фритьофу Нансену.

В свое время, тысячу лет назад, независимое норвежское королевство было гордой, ширящейся державой: ее воинственно настроенные подданные совершали дерзкие набеги на чужие берега и приводили под власть королей-викингов все новые земли. Чувство собственного достоинства, которое с тех пор словно затаилось или погрузилось в дремоту, вновь стало пробуждаться под давящей пурпурной мантией Бернадотов. Литературные произведения, сочинения композиторов и полотна художников начали воскрешать утраченные грезы о Норвегии как родине богатырей. В маленькой стране возрождалась мечта о величии. И мечта эта могла достигнуть гигантских размеров у любого, вплоть до младших сыновей простого люда.

«Я преподавал в его классе географию, и это был спокойный, выдержанный мальчик, который давал четкие ответы на обращенные к нему вопросы, — вспоминал один из учителей Руала Амундсена. — А так он был крайне немногословен и казался погруженным в свои мысли». В этом раннем портрете Руал уже поглощен чем-то своим. Даже на уроке по самому для него занимательному предмету — географии — мальчик уходил в собственный мир, проявляя не более чем обязательный интерес к учительским объяснениям и картам. В голове у него рисовалась своя карта.

Сад на Ураниенборгвейен мог вместить до сорока ребятишек, так что иногда жизнь у братьев Амундсен била ключом. Младшему из четырех братьев было зачастую непросто самоутвердиться, и он искал прибежища в фантазиях, в грезах о будущих подвигах. Проникнуть во внутренний мир маленького Руала лучше всего помогает рассказ взрослого Амундсена, где он описывает как самые первые, навеянные Жюлем Верном, планы экспедиций, так и свое самое первое романтическое увлечение.