Юрий Лощиц - Дмитрий Донской, князь благоверный[3-е изд дополн.]

Рязань стала первой на Руси добычей Батыевых полчищ. Ужас, пережитый её обитателями, был так велик, что потом уж никто никогда не селился на заклятом пепелище. Рязанские князья приглядели для столицы глухое урочище, не на самой Оке, а немного в стороне, на её мелком притоке. (То устье московские лодки благополучно миновали днём раньше.)

Вообще плавание было относительно безопасным. Данники хана — его одушевлённая собственность, которой именно он, а не кто-нибудь иной имел право распорядиться, как хотел. По Волге и по Оке в те же самые дни, с той же самой целью сплывали к Сараю и ладьи других русских князей. Береговые службы соседних княжеств были оповещены и не чинили препятствий. Но меры предосторожности путниками всё равно соблюдались. Мало ли чья шальная ватага гуляет по берегам, лучше держаться речного стремени, куда и самый сильный лучник не доправит стрелу.

Мы не знаем, с кем из бояр ехал Дмитрий в Орду, но наверняка имелись в числе его спутников люди бывалые, сполна осознавшие опасность доверенного им дела. Они если и щадили до поры слух своего господина, не рассказывая ему самого страшного из того, что бывало с русскими в Орде, то присутствовала в этом умолчании и своя надсада: они-то щадят, а пощадят ли там?

Уже девяносто лет минуло, а всё не забывает русское сердце, как надругались ордынцы над молодым рязанским князем Романом. Его не просто убили, но перед смертью подвергли изощрённейшим пыткам, которые, должно быть, не снились и первым гонителям христианства. Сначала Роману отрезали язык, а чтоб не кричал от боли, заткнули рот тряпкой. После этого стали отрезать части тела по суставам: пальцы рук и ног, сами руки и ноги… Потом уши, нос, губы. Отрезанное разбрасывали по сторонам. Резали нарочно не спеша, со знанием дела. А когда осталось одно туловище, содрали кожу с головы и подняли эти окровавленные лохмотья на копьё.

Не так ли и тело родимой земли лежит теперь в прахе страшным, сжимающимся в судорогах обрубком?

Имена убитых в Орде князей Русь знала наизусть. А сонм безымянных мучеников! По одной лишь водной дороге на Низ сколько посеяно в береговую землю косточек! Где крест, наскоро сколоченный, догнивает над бугром, а чаще — без всяких уже примет.

Снимется с перекрестья встревоженная большая птица, в несколько махов наберёт высоту, и вновь откроется её взору всё беззащитное средоцарствие, до последнего ольхового куста знакомое; ветер тоскливо звенит внизу, кланяются в рощах деревья, и наискось, по сверкающему стремени реки, едва заметно, будто вслепую, соскальзывают лодки.

Но вот остались за спиной и рязанские земли. Теперь по правой стороне простирались владения мещерских племён. Миновали Городец Мещерский, где живёт князь лесного этого народца, также подвластного Орде. С Русью мещёра издавна соседствовала мирно, и во многих смежных областях селились вперемежку: то деревни мещеряков стояли в русском окружении, то славянские избы забредали далеко в исконные владения язычников.

Немного ниже Мещерского Городца Ока круто меняла направление, устремлялась на север, в пределы муромы. Как и мещёра, мурома давно уже сжилась со славянским миром, только ещё тесней, неразличимей, так что и веру имели общую.

Муром — столица здешнего русского княжества — считался одним из древнейших городов во всём Междуречье. Но выглядел он теперь совсем захудалым. И немудрено: почти любой свой набег на Русь татары начинали с Мурома. Слишком уж на виду стоял он, слишком полюбилась грабителям накатанная муромская дорожка. Заодно с ордынцами не упускало случая поживиться тут и мордовское лесное княжье.

…И ещё одно устье миновали — Клязьмы. Из Москвы можно было и Клязьмой сплыть в Оку. Тоже была древняя водная дорога: подняться вверх по Яузе до Мытища Яузского, оттуда коротким волоком к верховьям Клязьмы, а уж по её воде, самыми срединными землями Междуречья, с заходом во Владимир, и далее, мимо Стародуба и развалин Ярополча, прямо сюда, где они сейчас находились. Быстро прикинуть в уме возможность такого вот запасного пути было проверкой сметливости и памятливости для каждого из путников.

Какою бы водой русские князья ни шли в Орду, однако Нижнего Новгорода никому не миновать. Мы сейчас с Дмитрием оглядим его лишь мельком. Полюбуемся красотой местоположения — на зелёных крутизнах, по-над самым слиянием Оки и Волги. Горделивой вознесённостью самой крепости — с её деревянных стрельниц заволжские и заокские дали развёрсты на десятки поприщ, а две реки могуче срастаются внизу в один необъёмный ствол. Подивимся городскому многолюдству, оживлённости посадов, верхнего и нижнего. Отметим про себя изобилие приречного торга, вездесущность восточных купцов, пестроту заморских товаров. От денежных ручьёв, журчащих тут, видать, не одна пригоршня попадёт в княжеские посудины, вовремя подставленные.

Но о нижегородских князьях речь особая, она вся впереди. Нижегородская каша только ещё заваривается подспудно, а расхлебывать её и Москве, и Нижнему годами, пригоревшие же ко дну остатки и совсем не скоро отскребутся.

Время подгоняет московских путников, сейчас для них главное — к сарайскому застолью не опоздать.

На Волге людно, а если не думать, куда дорога пролегает, то и весело: столько прибавилось всевозможных лодок, встречных и мимоходных, спешащих туда же, на Низ. А какое разнообразие купеческих лиц: монголы, булгары, хорезмийцы, тавризские, персидские, венецианские и генуэзские торговцы, армяне и греки, арабы и евреи! Глядя на благодушных торговцев, подумаешь, пожалуй, что не бывает на свете ни войн, ни моров; будто из одного рая в другой путешествуют вечные гости.

Скоро к Волге прибавится Кама, объясняли Дмитрию, и тут уж начинаются мусульманские, то бишь бесерменские земли. Тут обитают волжские булгары, царство некогда богатое и сильное. Раньше, говорят, булгары жили не здесь, а в степи между Каспийским и Чёрным морями. Но после того как обосновались в тех краях хазары, булгарские племена принуждены были уйти со своей родины: меньшая часть подалась на Балканы, где смешалась со славянами, приняв их язык и обычай, а большинство поднялось вверх по Волге, до устья Камы. Поставили города, обжили богатые лесные угодья, распахали землю. Хорошо тут рожала пшеница, обильно тёк в кадки бортный мёд, местные купцы разведали северные речные пути, и вскоре царство булгар прославилось как хлебная житница и крупнейший меховой рынок. Тогда-то, ещё до нашествия Чингисхана, зачастили сюда проповедники ислама, появились в булгарских городах мечети из тёсаного известняка, каменные бани с фонтанами и бассейнами. Безбедно жили булгары. В «Повести временных лет» сказано, что самого Владимира Святославича Киевского подивили когда-то тем, что все ходят в сапогах, не только знатные, но и простой люд.