Валентин Осипов - Шолохов

Два месяца напитывали курсантов наставлениями не только спецы, но и руководящие партийцы. Продработники в пору страшной нехватки хлеба и голода становятся особыми фигурами в государстве. Ответственность! То-то к тем из них, у кого совесть нечиста, — с подобострастием!! То-то пущали страх!

Позади учеба — выпускникам вручают дипломы с грозным текстом: «Налоговый инспектор». Для Дона это настолько значимое событие, что о нем решили широко оповестить, потому на выпускной акт пожаловал корреспондент газеты «Трудовой Дон» некий Николай Погодин. Вот уж причуды истории. Не догадывались курсанты, что тот, кто что-то строчит в блокноте на коленях, станет видным драматургом и прославится пьесами «Человек с ружьем», «Кремлевские куранты», а после войны «Кубанскими казаками» — фильмом по его сценарию. Газетчик не углядел приметно-лобастого парня по фамилии Шолохов. Разве что через годы, когда увидит в газетах фото с подписью «Молодой писатель М. Шолохов», вспомнит. Итак, на Дону прочитали газетное сообщение: «Это негромкое, будто неважное событие имеет колоссальное значение в хозяйственной жизни Дона. От этих выпущенных на работу ста двадцати работников зависит „завтра“ Донской области. Им вручается, как непосредственным работникам на местах, хозяйство каждого отдельного сельского хозяина — им вручается сельское хозяйство Дона».

Таково открытое предупреждение станичникам и хуторянам. Таково напутствие налоговикам.

Шолохову мандат выписан в родной Верхне-Донской округ. И через четыре дня — в день рождения — он отправляется в путь, в станицу Букановскую. Ему 17 лет.

В Вёшенской — центр округа — ту группу, в которой числится Шолохов, по чрезвычайной важности подкрепления принял окружной продкомиссар и объявил, выказывая значимость события, что сам становится командиром группы.

То, что Шолохов стал продработником под началом этого революционно непреклонного продкомиссара, запечатлелось в его литературной памяти и отразилось в рассказе «Продкомиссар»:

«В округ приезжал областной продовольственный комиссар. Говорил, торопясь и дергая выбритыми досиня губами:

— По статистическим данным, с вверенного вам округа необходимо взять сто пятьдесят тысяч пудов хлеба. Вас, товарищ Бодягин, я назначаю на должность окружного продкомиссара как энергичного, предприимчивого работника. Месяц сроку… Трибунал приедет на днях. Хлеб нужен армии и центру во как…

Кадык и зубы стиснул жестко».

Шолохову боязно ехать по месту назначения — станица велика и много здесь по отношению к советской власти строптивцев.

Как же нужны ему — особенно по первым шагам — верные соратники. Одним из них, по своим прямым обязанностям, стал работник станичного земотдела Петр Яковлевич Громославский.

Весна… Посевная страда для казаков — страда для инспектора. Шолохов засвидетельствовал свою деятельность — направил начальству «Доклад о ходе работы по ст. Букановская с 17-го мая с. г. по 17-е июня». Многое, оказывается, довелось пережить за месяц всего-то! Уже в первых строках обозначилась напористость его характера: «С приездом своим к месту службы, мною был немедленно в 2-х дневный срок созван съезд хут. советов совместно с мобилизованными к тому времени статистиками. На следующий же день по всем хуторам ст. Букановская уже шла работа по проведению объектов налогообложения. С самого начала работы, твердо помня то, что все действия хут. советов и статистиков должны проходить под неусыпным наблюдением и контролем инспектора, я немедленно отправился по своему району, собирая собрания граждан по хуторам…»

Добавил, явно не без разочарования и самокритики: «Несмотря на ранее принятые меры, граждане чуть ли не все поголовно скрыли посев; работа, уже оконченная, шла насмарку… 27 мая я с остальными членами комиссии вновь выехал по всем хуторам…»

Рассказал, чем брал в этом рейде: «Путем агитации в одном случае, путем обмера — в другом…»

И тут-то приметное признание — уже улавливал жизнь не по политшаблонам о классовой борьбе: «При даче показаний и опросе относительно посева местный хуторской пролетариат сопротивляется…»

Еще бы не сопротивляться! И не только по вековечному хлеборобскому чувству: каждая жменя зерна — моя, в ней мой пот, мои надежды на то, что будет кусок хлеба на зиму и весну.

Беда на Донщине — вползала засуха! У налогового инспектора Шолохова раздрай в чувствах: Россия без хлеба, но и Дон без хлеба. Через три года он опишет в рассказах то, что довелось ему самолично видеть — по-шолоховски и просто-скупо, и впечатляюще-правдиво.

«Из степи, бурой, выжженной солнцем, с солончаков, потрескавшихся и белых, с восхода — шестнадцать суток дул горячий ветер. Обуглилась земля, травы желтизной покоробились, у колодцев, густо просыпанных вдоль шляха, жилы пересохли; а хлебный колос, еще не выметавшийся из трубки, квело поблек, завял, к земле нагнулся, сгорбившийся по-стариковски…» — это в рассказе «Пастух».

«Следом шагал голод… У Алешки большой, обвислый живот, ноги пухлые… Тронет пальцем голубовато-багровую икру, сначала образуется белая ямка, а потом медленно-медленно над ямкой волдыриками пухнет кожа, и то место, где тронул пальцем, долго наливается землянистой кровью. Уши Алешки, нос, скулы, подбородок туго, до отказа, обтянуты кожей, а кожа — как сохлая вишневая кора. Глаза упали так глубоко внутрь, что кажутся пустыми впадинами. Алешке четырнадцать лет. Не видит хлеба Алешка пятый месяц. Алешка пухнет с голоду. Неделя прошла. У Алешки гноились десны. По утрам, когда от тошного голода грыз он смолистую кору караича, зубы во рту у него качались, плясали, а горло тискали судороги» — это в рассказе «Алешкино сердце».

Позже, через 20 лет, кое-что запечатлеет в четвертой книге «Тихого Дона», даже то, как ненавидели продотрядовцев. Одно из признаний вложил в уста Фомину при беседе с Мелеховым после расправы бандитов над красноармейцем: «Это же, чудак, из продотрядников. Им и разным комиссарам спуску не даем…» (Кн. 4, ч. 8, гл. XI).

Однако вернемся к докладу Шолохова для начальства, который получился как вопль душевный:

«Семена на посев никем не получались, а прошлогодний урожай, как Вам известно, дал выжженные, песчаные степи. В настоящее время смертность, на почве голода по станицам и хуторам, особенно пораженным прошлогодним недородом, доходит до колоссальных размеров». Вынес отдельным абзацем: «Ежедневно умирают десятки людей. Съедены все коренья и единственным предметом питанья является трава и древесная кора…»

Доклад прочитан начальством. Кинется ли оно предотвращать голод? На докладе появляется резолюция — равнодушная к погибельной жизни казачества, но одобряющая деятельность Шолохова: «Считать работу удовлетворительной».