Георгий Блюмин - Рублевка и ее обитатели. Романтическое повествование

Был случай, когда царь-гриб отыскал один из бабушкиных односельчан. Человек этот, возвратившись из леса, заперся в доме и целую неделю никуда не выходил. А потом вышел, запряг в телегу лошадь, взял с собой нескольких мужиков и уехал в лес. Вся деревня собралась тогда смотреть на диковинный гриб, едва уместившийся в телеге. Мой прадед-лесничий, прослышав о чуде, специально приехал и будто бы хотел отправить находку в Кунсткамеру в Санкт-Петербург. Но нашедший царь-гриб распорядился по-своему: угостил односельчан и сделал себе запасы на зиму. И моей бабушке достался кусочек. Она его засушила на теплой печке и потом долго по крошке добавляла в суп, что делало аромат и вкус еды необыкновенно приятными.

В Белоруссии бытует присказка: « Ер-еры — скинулся с горы, ер-ять — нема кому поднять, ер-еруся — я и сам подымуся!» По этой присказке изучали старый алфавит. По-белорусски глагол кидаться с ударением на первом слоге означает падать, бросаться, валиться. Я запомнил еще один рассказ бабушки о говорящих кладах и теперь поделюсь этим рассказом с моими читателями.

Два солдата возвращались с царской службы домой. Путь был долгий, однако вдвоем идти было веселей, а добрые люди не отказывались их накормить и пускали на ночлег. Дело было поздней осенью, уже рано темнело, и заботиться о ночлеге приходилось заранее. В одной из деревень никак не могли служивые отыскать себе пристанища: то семейство большое, и в доме нет места, то просто не хотят хозяева пустить к себе посторонних людей. Так и прошли через всю деревню и уже подумывали, а не заночевать ли им где-нибудь в поле, в стогу.

Вдруг, верстах этак в двух от деревни, увидели путники в поле небольшой хутор. Просторный дом стоял под новой крышей, окруженный свежей изгородью. Чуть в стороне — маленький ветхий домишко, пахнущий, однако, жильем, со столбом дыма над закопченной печной трубой. На стук вышли хозяева-старики, их сын с невесткой, на руках ребенок. В ответ на просьбу о ночлеге отозвались радушно: отчего ж не пустить, да только видите, сами мы едва помещаемся, домик-то у нас совсем маленький. «Как же, — говорят им солдаты, — ведь вон у вас какой новый дом стоит. И места в нем на всех хватит». Старик хозяин им на это отвечает: «Дом и вправду мы недавно построили большой и хороший, да только сами в нем не живем, нечисто там».

Два товарища-солдата уселись на крылечке и давай выспрашивать, что да почему. «В первую же ночь, как только справили новоселье и все уснули в новом жилище, в трубе вдруг страшно так завыло и раздался голос, повторявший одно и то же слово: кидаюся! кидаюся! И лампаду зажгли перед иконой, однако на следующую ночь все повторилось снова», — рассказал старик. Его домашние при этом поспешно крестились. «Вот и приходится ночевать в старом нашем жилье, словно бы нового дома и не строили вовсе».

«Да мы и не таких страхов на войне натерпелись, — говорят им служивые. — Так что, если позволите, мы переночуем в этом вашем новом доме, а там будь что будет». Проводили их хозяева в дом, а сами ушли в ветхую свою хибарку. Солдаты напились чаю из самовара и улеглись спать. Сразу уснули, а в полночь оба проснулись. Жутко выл ветер в печной трубе, потом вой усилился, и сквозь этот вой в горнице, едва озаряемой лампадкой, стал отчетливо различим чей-то голос, повторявший в глубине печи раз за разом: кидаюся! кидаюся! кидаюся!

Оба разом вскочили, стали поспешно натягивать сапоги. Один быстро справился, нашел дверь и выскочил из дома. Второй замешкался, налетел в темноте на печь, а оттуда пахнуло сыростью и в очередной раз протяжно донеслось: кидаюся! «Ну и кидайся!» — крикнул в сердцах солдат и выбежал прочь за своим товарищем.

Вот тогда-то и раздался глухой шум в трубе, что-то тяжелое рухнуло сверху вниз, и под сводом русской печи вспыхнуло будто сияние. На печном поду засветилась целая груда золотых монет, выпавших из разорвавшегося пакета. И ветер в трубе разом прекратил свой надрывный вой. А солдаты вытряхнули скудный скарб из своих походных ранцев да и набили их доверху золотом. А потом добудились хозяев, которые с трудом поверили своему счастью и разом разбогатели. Откуда появился тот говорящий клад — это никому не известно.

Любая книга исторического плана должна основываться на фактах. Если этих фактов не хватает, автор, опираясь на собственное воображение и логику событий, вправе домыслить недостающее. Именитые авторы так и делали, взывая при этом к благосклонности читателя. Ничто не должно быть помехой автору в том, чтобы видеть, по слову Блока, «творческие сны».

Лев Толстой имел обыкновение, находясь в дороге, записывать в особую книжку названия населенных пунктов, через которые он проезжал. Эта книжка потом помогала великому писателю в его работе над очередным сочинением. Так, по одной из версий, и случилось, когда он в 1889 году приступил к роману «Воскресение». В тот день писателю попалась на глаза его записная книжка более чем 20-летней давности. Дело в том, что тогда, в конце сентября 1867 года, Толстой вместе с братом жены Степаном Берсом отправился из Москвы на Бородинское поле собирать фактический материал для своего романа-эпопеи «Война и мир».

Путь проходил по старой Смоленской дороге. Толстой осматривал почтовые станции и записывал их названия: Одинцово, Перхушково, Подлипки, Можайск… Вблизи Одинцова дожди сделали дорогу непроезжей, и ямщик посоветовал путникам свернуть направо на песчаную дорогу у бора, на берегу Москвы-реки. Песок не глина, песчаным дорогам дождь нипочем, они от дождя только твердеют, и ехать по ним — одно удовольствие. Так карета оказалась у бора, в селе со знаковым названием Уборы. Сделав порядочный крюк, путешественники затем возвратились мимо села Успенского на старую Смоленскую дорогу и продолжили свой путь в Бородино. Названия проезжих сел и деревень попали в записную книжку писателя. И среди них — неприметное название деревни Маслово.

Двадцать лет спустя Лев Толстой нашел в старой записной книжке это название. И как само собой разумеющееся перенес его уже на страницы нового романа. Перелистаем их: Маслова, Маслова, Маслова, потом — Катюша Маслова — героиня романа «Воскресение».

Разумеется, бояре Масловы, владевшие деревенькой Маслово, что на речке Уборке, в начале XVI века, не подозревали, что их фамилия войдет в классическую литературу. Хотя возможно, деревня возникла гораздо раньше. Как следует из названия, ее жители славились лакировальным мастерством и искусно лакировали иконы, придавая им «масляный блеск». Потом Маслово вместе с сельцом Дубцы оказалось в составе соседнего села Уборы. Старинное искусство передавалось из поколения в поколение, и еще в 1926 году в Маслове, как говорят архивы, существовала лакировочная мастерская.