Виктор Еремин - 100 великих поэтов

В 1829 году поэт получил разрешение поселиться в его многострадальной родине – и сразу оказался в Риме, где жил до 1831 года. В Вечном городе в декабре 1830 года на балу он случайно узнал, что Польша находится в состоянии войны с Россией. Восстание в Варшаве началось вечером 29 ноября 1830 года как военный переворот, но быстро превратилось, по словам польских историков, в массовое движение. Правда, документы этого не подтверждают.

Император Николай I решил лично разобраться с требованиями восставших. В январе 1831 года в Петербург прибыла делегация сейма. Николай принял ее в Зимнем дворце. Парламентеры заявили свои права на правобережную Украину, включая Киев, в придачу потребовали Литву и часть Белоруссии. Николай остановил оратора на середине речи и коротко сказал:

– Господа, историю я знаю не хуже вас. Мои условия: полное разоружение. Наказание понесут только зачинщики. И передайте этим… из сейма… И князю Чарторыйскому. Ежели ваши пушки станут стрелять по России, то попадать они будут по Польше.

Война длилась девять месяцев. Мицкевич объявил, что восстание не может дать положительных результатов и что оно будет иметь пагубные последствия.

Несмотря на столь прискорбное мнение, поэт все-таки вознамерился присоединиться к восставшим. Но по дороге в Варшаву он влюбился в графиню Констанцию Лубенскую. Начался роман. И Мицкевич предпочел остаться в ее поместье, где в перерывах между любовными утехами он охотился на кабанов. Ему даже приписывают такую фразу: «Я не любитель охоты, но смекаю: лучше выслеживать четвероногих, чем двуногих».

От Любенской Мицкевич прямым ходом направился в Дрезден, где собрались состоятельные мятежники, издалека наблюдавшие агонию польского восстания. Уж наговорились и напротестовались там всласть! Прусское правительство предпочло прогнать болтунов из своей страны.

В середине 1832 года Мицкевич уехал в Париж, где в 1834 году женился на Целине Шимановской, дочери знаменитой пианистки. Отныне его главной заботой стало содержание молодой супруги. Фридерик Шопен познакомил Мицкевича со своей любовницей Жорж Санд, которая взялась помочь поэту поставить несколько пьес, но все эти потуги кончились неудачей.

В течение 1832-1834 годов Мицкевичем были созданы две его величайшие поэмы – 3-я часть «Дзядов» и «Пан Тадеуш».

Поэмой «Пан Тадеуш» завершился творческий путь Мицкевича как художника слова. Он практически перестал писать стихи.

У жены Мицкевича обнаружилась душевная болезнь, и ее время от времени клали в лечебницу. Впрочем, это не мешало ей рожать детей – у Мицкевича было три сына и четыре дочери.

Поэт очень страдал из-за болезни Целины. В 1841 году его познакомили с Анджеем Товянским [187], и тот, обладая гипнотическим даром, успешно излечил несчастную женщину. Случившееся произвело на поэта столь сильное впечатление, что он искренне уверовал в мессианское учение Товянского и стал активным членом его секты. По этому поводу в одном из писем Шопен сетовал: «Мицкевич как адепт Товянского очень меня тревожит. То, что Товянский, как ловкий мошенник, одурманив дураков, тянет их за собой, может вызвать только смех, но Мицкевич – возвышенная душа и мудрая голова – как он этого мошенника не разгадал и не высмеял…»

Примерно с середины 1841 года поэт стал проповедовать идеи польского мессианизма. Мицкевич утверждал, что у Польши особая роль в судьбе народов мира. Свою философию он изложил в публицистическом произведении «Книги польского народа».

Некоторое время Мицкевич был профессором славянской литературы в парижском Коллеж де Франс. Однако за пропаганду товянизма французское правительство в 1845 году отстранило его от чтения лекций, а в 1852 году философа отправили в отставку.

Через два года началась Крымская война. В 1855 году Мицкевич под видом научной командировки уехал в Константинополь, где намеревался организовать польский легион для помощи французам и англичанам в войне против русских крестьян, составлявших основу защитников Севастополя.

В Турции Адам Мицкевич заразился холерой и умер 26 ноября 1855 года. В 1856 году прах поэта был перевезен в Париж, а в 1890 году его вывезли в Краков и поместили в саркофаг в Вавельском кафедральном соборе.

На русский язык произведения Адама Мицкевича переводили А. С. Пушкин, М. Ю. Лермонтов, В. Я. Брюсов, В. Ф. Ходасевич, Н. Н. Асеев, П. Г. Антокольский, Д. Б. Кедрин, А. А. Тарковский, Ф. Вермель и другие.

«…Пушкин – наше все: Пушкин – представитель всего нашего душевного , особенного , такого, что остается нашим душевным , особенным после всех столкновений с чужим, с другими мирами. Пушкин – пока единственный полный очерк нашей народной личности, самородок, принимавший в себя, при всевозможных столкновениях с другими особенностями и организмами, – все то, что принять следует, отбрасывавший все, что отбросить следует, полный и цельный, но еще не красками, а только контурами, набросанный образ народной нашей сущности, – образ, который мы долго еще будем оттенять красками. Сфера душевных сочувствий Пушкина не исключает ничего до него бывшего и ничего, что после него было и будет правильного и органически – нашего… Пушкин-то и есть наша такая, на первый раз очерком, но полно и цельно обозначившаяся душевная физиономия, физиономия, выделившаяся, вырезавшаяся уже ясно из круга других народных, типовых физиономий, – обособившаяся сознательно, именно вследствие того, что уже вступила в круг их. Это – наш самобытный тип, уже мерявшийся с другими европейскими типами, переходивший сознанием те фазы развития, которые они проходили, но братавшийся с ними сознанием, – но вынесший из этого процесса свою физиологическую, типовую самостоятельность» [188].

Я начал рассказ с большой цитаты из работы Аполлона Григорьева, потому что первые слова ее знают почти все, а о продолжении слышали единицы. В результате каждый перевирает великую идею, четко оформившую значение Пушкина в нашем мире и в нашей жизни, кто как хочет.

Аполлон Григорьев не просто указал нам на значение Пушкина для России, он показал значение Великого поэта в жизни каждой нации, и его слова во многом, если не во всем, можно отнести ко многим поэтам, о ком рассказано в этой книге.

Идею Григорьева подхватил Федор Михайлович Достоевский в своей знаменитой речи 8 июня 1880 года в Колонном зале Дворянского собрания на публичном заседании Общества любителей российской словесности, посвященном открытию в Москве памятника А. С. Пушкину. В этой же речи Достоевский воскликнул: