Николай Новиков - У истоков великой музыки

- Юрьево после коллективизации исчезло. Теперь там не пашут, не косят - все заросло лесом и бурьяном.

Мы заговорили о жителях, и оказалось, что одни давно умерли, другие разъехались. Спросили старика о его фамилии.

- Баштын было прозвище моего деда, а отец писался Андреев Гаврила Андреевич.

Это сообщение обрадовало, и мы стали выпытывать у стариков другие имена.

- У отца была старшая сестра Федора, младшая Анна, еще Федосий... А деда звали Андрей Иванович.

Услышав эти имена, мы здесь же для верности заглянули в копии "Исповедных росписей" за 1863 год. В деревне Юрьево значилось: Андрей Иванов - сын Ивана-первого, родной племянник Ирины Егоровны. А рядом его дети: Федора, Федосий, Анна и Гаврила - отец нашего собеседника. Все сходилось, Иван Гаврилович был наследником юрьевских Ивановых и родственником композитора. В память о предках получил он самое распространенное на Руси имя Иван, как сказано в месяцеслове - "благодать божья".

К сожалению, продолжателей рода в этой семье не было, но из беседы выяснилось, что недалеко отсюда живет внучка Федосия и у нее взрослые дети.

Мы записали подробно все воспоминания о Юрьеве и роде Ивановых, с особым интересом посмотрели сохранившиеся фотографии: ведь зачастую внешнее сходство передается из поколения в поколение, и, может быть, удастся составить хоть какое-то представление о внешности крепостной "девки Ирины, присушившей барина", которая, по утверждению Модеста Петровича, "на благо россиянам" накрепко сроднила его с народом как в творчестве, так и во взглядах.

Три года минуло после нашего похода с художником к жителям Юрьева. Материалы об этой исчезнувшей деревне, а также и о бабушке композитора Ирине Георгиевне были опубликованы в газете "Советская Россия", в журнале "Нева". Поездки на родину Мусоргского продолжались. Весной мне предложил место в автобусе Иван Семенович Сармин, ученый Великолукского сельскохозяйственного института, занимающийся реставрацией парка в музее Мусоргского. С ним ехала группа изыскателей-геодезистов.

- Будем прокладывать пешеходную тропу к Юрьеву,- пояснил Иван Семенович.- Наверное, вы слышали: в этой деревне родилась бабушка композитора, и здесь намечается поставить крестьянский сруб, плетень, колодец с журавлем и открытую сцену для концертов.

Я рассказал, как "откопал" эту деревню в архиве и нашел Ирину Георгиевну.

- Не может быть,- удивился Сармин,- ведь я веду работы по московскому проекту, а там Юрьевом группа специалистов занимается.

- Выходит, не зря глотал пыль в архиве,- отвечал я шутливо,- нашел занятие москвичам.

А на душе было радостно, что Юрьево теперь возродится, не исчезнет с лица земли и из памяти людей.

У деревни Кадосно мы вышли из автобуса и пошли к Юрьеву по едва заметной тропке, которая вилась по крутому берегу ручья. Нас окружал девственный лес. Деревья были еще голые, а внизу из бурой прошлогодней листвы пробивались белые и голубые подснежники. Геодезисты обозначали тропу вешками, а когда пришли на место, стали размечать место для будущей сцены.

- По проекту Юрьево войдет во Всесоюзный туристический маршрут, а на сцене будут выступать в праздники фольклорные ансамбли,- пояснял Сармин.

Под раскидистой вербой, где планировалось построить эстраду, я решил попробовать, как звучит голос. Вспомнив наставления дирижера нашего хора, взял дыхание и спел "Молитву" из "Хованщины":

- Господи! Не дай врагам в обиду и охрани нас и домы наши милосердием твоим...

Этот хор в опере исполняют стрельцы и стрелецкие жены, и обычно зрители в театре долго аплодируют. Евгений Нестеренко рассказывал, что когда "Хованщина" исполняется артистами Большого театра за рубежом, в Париже, Милане, Софии, эта молитва стрельцов всегда повторяется, несмотря на то, что исполнение отдельных номеров оперы, особенно хоровых, "на бис" в современном оперном театре не принято. Но что делать, если занавес поднимается и опускается без конца, а овация не прекращается, пока публика не услышит этот хор еще раз! Слова и музыку Мусоргский сочинил уже в конце жизни 29 мая 1880 года в Ораниенбауме. Короткой молитвой композитор как бы хотел оградить родную Русь, ее людей и их жилища от всех зол и несчастий.

А акустика в Юрьеве была превосходная! Изыскатели дружно зааплодировали, когда я спел "Молитву". Можно сказать, что первый концерт в Юрьеве состоялся, и открыл его рядовой бас самодеятельного хора "Кант".

За ручьем в черемуховых кустах куковала кукушка, и ее глубокий стонущий альт отзывался в округе троекратным эхом. Наверное, так же звонко разносились на деревенской околице голоса юрьевских песнохорок, среди которых, может быть, находилась и Ирина.

Первый биограф Мусоргского В. В. Стасов уже спустя неделю после похорон композитора начал собирать материалы для очерка о нем. В письме к М. А. Балакиреву он спрашивал: "Что за субъект была мать Мусорянина, и играла ли она в его жизни какую-нибудь роль, или ровно никакой и про нее не надо ничего говорить?" С подобными вопросами критик обращался к родственникам, друзьям, знакомым, но конкретных сведений о матери, видимо, не получил, так как их нет в очерке.

Интерес к родителям композитора проявил и второй его биограф, профессор В. Г. Каратыгин, который специально поехал на Псковщину, чтобы в числе других сведений разыскать портреты отца и матери. Как он пишет, эти поиски "не увенчались ни малейшим успехом". В двух очерках Каратыгина, опубликованных в разных изданиях, сведения о матери самые незначительные. Они умещаются в несколько строк: "Юлия Ивановна, урожденная Чирикова, была, рассказывают, особой романтической, восторженной, влюбчивой, писала стихи..." Отрывок одного из стихотворений Каратыгину посчастливилось обнаружить - всего тридцать семь строк, и они были напечатаны в 1917 году в журнале "Музыкальный современник".

В последующие годы все, кто писал о родине Мусоргского, пользовались материалами Каратыгина, а если и дополняли - то вымыслом. Естественно, авторы не забывали упоминать и о матери, но, к сожалению, в некоторых публикациях ее изображают как "заурядную, сентиментальную провинциальную барыню", которая и замуж-то вышла "не по любви", и жизнь ее была "нелегка" с мужем, "порядочным кутилой". Однако такая характеристика не только не подкреплена документами, но и противоречит свидетельству самого Мусоргского, которое можно установить при внимательном чтении писем композитора и воспоминаний его современников.

О своей родословной по отцовской и материнской линиям М. П. Мусоргский мог бы сказать словами Пушкина: "Гордиться славою своих предков не только можно, но и должно; не уважать оной есть постыдное малодушие".