Виктор Гребенников - Письма внуку. Книга первая: Сокровенное.

Вот почему "золотарей" приглашали только на ночь, дабы не портить настроение, аппетит и все остальное горожанам. А спящие, как утверждалось, зловоние не воспринимают. "Дух" исходил и от телеги, и от бедняги-лошади, и, конечно же, от одежд и тела возничего — запах пропитывал все это насквозь и надолго. Зато платили этим специалистам очень прилично — а что было делать? О канализации у нас тогда не было и речи, так же как и о водопроводе. Все это появилось в нашем скалистом микрорайоне лишь в сороковые-пятидесятые годы.

С этими скалами связано у меня и множество других воспоминаний. Например, такое: кто-то из ребят (а может и взрослых) наверху этих утесов-скалок высекал из известняка не просто миниатюрные, как бы игрушечные, комнаты-домики, а целые дворцы, замки, города — с улицами, переулками, ступеньками, аркадами. Работа делалась очень тонко и добросовестно, словно для маленьких скальных гномов, здесь обитающих. Месяц от месяца скальный "городок" усложнялся, обрастая новыми сооружениями и "коммуникациями", а затем… затем чья-то злая рука разрушала, выбивала все это до мельчайшей впадинки.

Проходили месяцы, и мы в укромном уголке какой-нибудь другой скалки с восторгом замечали начало закладки нового каменного микрогородка, не менее сказочного, чем тот, уничтоженный… К сожалению, его ждала прежняя судьба — полное разрушение. Я застал четыре таких возрождения скальных "микрополисов" — и пять их разрушений. Кто был безвестным мастером этих творений, куда делся, почему после совсем прервал работу — осталось тайной. Равно как и то, кто разрушал эти чудо-творения и с какой целью. Неужели сам ваятель?

Много лет спустя мне довелось побывать на развалинах одного из древнейших и многочисленных пещерных городов Крыма — Чуфут-Кале, это недалеко от Бахчисарая. Бродя по высеченным в скалах жилищам, лестницам, часовням, кельям, залам, я сразу понял: так вот что повторял на симферопольских "скалках" неведомый мастер — средневековые пещерные города Тавриды!

Такая вот, брат, история…

О том, что высоченные Скалки были традиционным местом самоубийств, я тебе когда-то уже писал. Зато не писал о том, как далеко отсюда летели сделанные мною из бумаги самолетики-планеры — они, то подхваченные дующим снизу горячим ветром, возносились куда-то к облакам, кружа там едва заметной точкой, то улетали по отлогой прямой в далекие сады и дворы на том берегу Салагира. "Уличные" же ребятишки забавлялись тут, на Скалках, в частности, тем, что, стащив из дома простыню, привязывали к четырем ее углам веревки, и получался "парашют", но на нем опускался вниз не просто какой-нибудь камень, а… кошка. Благополучно приземлившуюся, но таращащую глаза парашютистку восторженная ватага тащила вверх, и "прыжок" повторялся снова. Жалко, конечно, кошачьих нервов, но а как им, ребятам, было реагировать на авиационные праздники со множеством парашютов на синем небе, о чем я тебе уже писал?

"Здесь был Вася" — до таких надписей красками на скалах в те годы еще не додумались, вернее, не докатились. Зато высекали молотком и зубилом два (и не более!) своих инициала, в не столь заметных, и возможно более недоступных местах. Делали даже так: несколько человек держат одного над пропастью на веревках, а он стучит по обушку зубила молотком, выбивая в известняке две своих буквы. Целы ли где-то в подскальном высоком уступе две буквы ТП — Толик-Пантера — выбитые вот так же моим братом?

Здесь, но не наверху, а у подножия Скалок, иногда орудовал молотком и зубилом и я. Но высекал отнюдь не буквы, а извлекал из каменных недр — донных отложений древнего моря — раковины аммонитов и нуммулитов, остовы морских ежей и белемнитов, свернувшихся калачиком трилобитов, много-много других диковинных окаменелостей.

Именно тогда и именно там мне открылась впервые одна из великих тайн Природы. Сотни миллионов лет тому назад, как раз на том месте, где стоит теперь мой Город, плескались волны огромного синего моря. Не было на суше тогда ни тех животных, что водятся сейчас, ни, конечно же, людей, зато в древних морях и океанах кипела жизнь. Многочисленные и разнообразные существа населяли тогда и толщу теплых вод, и поверхность, и морское дно. Они плавали, ползали, поедали друг друга, размножались, а когда погибали, твердые их оболочки опускались на дно; Шли века, и падали, падали на дно древнего моря большие и малые раковины, панцири, скелеты морских созданий, ложились друг на друга слой за слоем, и прессовались тяжестью других, опустившихся сверху останков древних животных. Мелькали столетия, проходили миллионы лет, и слои эти становились все толще, превращаясь в камень.

А потом с могучей земной твердью, держащей на себе и горы, и океаны, что-то стряслось. Вздыбилась она на этом месте, и древнее море отступило. Там, где когда-то было морское дно, зазеленели леса, потекли ручьи и реки. А огромные толщи нуммулитового известняка, сложенные из спрессованных раковин нуммулитов — древних корненожек и панцирей других, давно уже исчезнувших животных, обернулись древними скалами и открылись людям. В своем рассказе "Загадки белых скал" (журнал "Уральский следопыт", № 10 за 1967 год) я не удержался от фантастического сюжета — на крымской каменоломне пила наскочила на инопланетную капсулу с посланием, легшую на дно древнего моря миллионы лет назад. Но в этой книге фантазиям не место: мы ж ведь договорились, что тут — только документально-достоверное…

Я обещал также, что в этом томе я не коснусь экологии — но что сделаешь, когда она опять вот так незаметно и коварно увлекла меня в свой таинственный, но тревожный и поруганный людьми мир. Поруганный хотя бы тем, что не только к Круглому фонтану, но и к большей части подножия Скалок сейчас не подойти, не разглядеть, что там, за заборами захвативших эти уголки ведомств. Еще при мне воинские части стали долбить там какие-то гроты-укрытия. Рассказывают, что уже после войны эти работы там развернулись настолько, что через скалу был слышен стук и скрежет аж у нас, наверху: мол рыли в известняке и громадные склады, и подземные дороги чуть ли не до Бахчисарая и Севастополя. И что мол именно по этой причине наш одноэтажный Фабричный спуск не стали "многоэтажить" — из-за огромных искусственных пустот внизу, в толще меловых белых скал.

Может, тебе удастся когда выведать, что же такое там натворено-нарыто? Если так, то моему пусть ветхому дому (сложен он не только из штучного пиленого, но и из бутового бесформенного известняка), простоявшего уже один век с гаком и перенесшего, как я уже писал тебе, сильнейшее землетрясение, суждено простоять еще век-другой?

Кстати или некстати, еще раз о том землетрясении. В одной из своих поэм (цитировать ее здесь я всю не могу) я писал, в частности, такое: