Давид Ортенберг - Июнь-декабрь сорок первого

- А нам торопиться не надо с объявлениями о сдаче наших городов, сурово заметил писатель. - Не мы начали эту войну...

Вспоминая тот разговор сейчас, сорок с лишним лет спустя, я невольно думаю о Брестской эпопее. В сводке Главного командования Красной Армии, опубликованной 24 июня, сообщалось, что "после ожесточенных боев противнику удалось потеснить наши части прикрытия и занять Кольно, Ломжу и Брест". А ведь Брестская крепость еще долго держалась после того. Почти месяц!

...Видно, еще по пути в редакцию Толстой обдумал, о чем следует написать в "Красную звезду", с каким словом обратиться к фронтовикам. Сразу предложил нам статью - "Армия героев". Начиналась она так: "Дорогие и любимые товарищи, воины Красной Армии!.."

С этого дня и началась многолетняя дружба "Красной звезды" с Толстым, о которой Николай Тихонов в одном своем письме из блокадного Ленинграда писал мне: "Если Алексей Николаевич в Москве, приветствуйте его сердечно от меня. Его сотрудничество в "Красной звезде" очень естественное, правильное, нужное".

Толстой часто приходил к нам в редакцию. И не только по приглашению, а и просто так, на правах постоянного сотрудника газеты. Писал он для нас безотказно, каждую просьбу "Красной звезды" воспринимал как боевой приказ...

* * *

В том же номере, за 9 июля, было и другое примечательное выступление стихи Михаила Голодного "Два Железняка". А предшествовало этому такое событие.

В субботу, 5 июля, поздно вечером пришло краткое сообщение: "Героический подвиг совершил командир эскадрильи капитан Гастелло. Снаряд вражеской зенитки попал в бензиновый бак его самолета. Бесстрашный командир направил охваченный пламенем самолет на скопление автомашин и бензоцистерн противника. Десятки германских машин и цистерн взорвались вместе с самолетом героя".

Гастелло?.. Знакомая фамилия. Ведь это один из героев Халхин-Гола! Тот, что летал обычно с комиссаром Михаилом Ююкиным - его ведомым.

Бомбардировщик, пилотируемый Ююкиным, тоже был поражен зенитным снарядом и вспыхнул в воздухе над территорией, занятой противником. Не имея возможности перетянуть через линию фронта, Ююкин спикировал на скопление артиллерии и пехоты японцев. Выходит, Гастелло повторил подвиг своего боевого друга и партийного наставника!

Всех нас это взволновало. Но сообщение очень скупо. Никаких подробностей. Не названо даже имя героя.

Пытались разузнать хоть кое-что еще у нашего корреспондента по Западному фронту - не удалось с ним связаться, он в войсках. Позвонили в штаб ВВС - там не только нет подробностей, а и самый факт гибели Гастелло пока неизвестен. Удалось выяснить самую малость: звать его Николаем Францевичем, служил он в 207-м авиационном полку 42-й бомбардировочной, дивизии.

При переговорах со штабом ВВС были у меня в кабинете секретарь редакции Александр Карпов и еще несколько сотрудников. Не помню уж, кто из них подсказал: в редакции, мол, находится Михаил Голодный - может быть, он напишет стихи о Гастелло.

Пригласили поэта ко мне. Войдя, он почему-то остановился у двери. Переминается с ноги на ногу, шевелит тонкими, как у пианиста, пальцами, на лице какая-то грустная улыбка. Показали ему сообщение о Гастелло, объяснили, чего от него хотим.

Прихватил он гранку с этим сообщением и уединился в пустующем зале заседаний. Откровенно говоря, я сомневался, удастся ли поэту выполнить нашу просьбу. На всякий случай приказал подготовить что-нибудь на то место, какое зарезервировано для стихов. Однако через час-полтора стихи появились и службу свою сослужили. Читатель мог пропустить скупые строки о подвиге Гастелло, втиснутые в текст сводки Совинформбюро, а стихи, которые так и назывались - "Подвиг капитана Гастелло", не заметить было нельзя.

Уже глубокой ночью, дожидаясь сигнального экземпляра газеты, я не вытерпел - спустился в типографию поторопить печатников. Возвращаюсь обратно, с "сигналом" в руках, и неожиданно встречаюсь с Михаилом Голодным, медленно шагающим взад-вперед по полутемному коридору.

- Вы еще здесь? - удивился я. - Почему не спите?

Оказывается, он тоже дожидался первых оттисков газеты - не терпелось взглянуть на первое свое стихотворение о герое Отечественной войны. Я затащил поэта к себе, распорядился, чтобы принесли для него несколько экземпляров свежей газеты. Разговорились.

- Вы не забыли своего Железняка? - спросил я.

- Нет, а что? - с удивлением уставился на меня поэт.

Я обратил его внимание на небольшую заметку, напечатанную в тот день. В ней сообщалось: "Стрелковый батальон капитана Рыбкина выдержал четырехчасовую артиллерийскую подготовку противника и отбил три атаки... В этом бою лейтенант Железняк заколол штыком семь фашистов".

Прочитал Голодный заметку и догадался, к чему я затеял этот разговор: нет ли, мол, желания написать о подвиге другого Железняка?

- Торопить на этот раз не будем, - пообещал я.

Вскоре Голодный принес нам свое стихотворение "Два Железняка". В очередной номер оно не попало - там уже были заверстаны стихи Кирсанова, а вот 9 июля было напечатано. Хочу воспроизвести эти строки здесь:

В степи под Херсоном

В одной из атак

Погиб в двадцать первом{1}

Матрос Железняк.

На мирном привале,

В походе ночном,

Мы песню с тобой

Запевали о нем.

Мы пели про бой,

Про удар штыковой,

Матрос Железняк

Приходил, как живой.

Врагам не давал он

Пощады, матрос,

И к нам свою славу

Сквозь время донес.

Былая пора,

Словно буря, прошла,

Иные герои,

Иные дела.

У Прута-реки

Лейтенант Железняк

Штыками встречает

Удары атак.

Шел трижды в атаку

Его батальон

(

Героя ль матроса

Припомнил вдруг он?)

.

Семь раз отбивался

Штыком Железняк.

Семь трупов оставил

Разгромленный враг.

Так, значит, то правда

Герой не умрет,

Он, смерть попирая,

В народе живет.

Живые за павших

В атаку идут,

И мертвые к славе

Живого зовут.

После этого Михаил Голодный стал печататься в "Красной звезде" систематически. Были у него стихи сюжетные - например, "Баллада о лейтенанте Ульмане", были эпические - "Днепропетровск", были песенные. Одну из его песен - "Нет, никогда мы не будем рабами", сразу положенную на музыку композитором К. Листовым, - "Красная звезда" опубликовала вместе с нотами. В конце концов - смею думать, к обоюдному удовольствию - последовал мой приказ по редакции: "Голодного Михаила Семеновича зачислить корреспондентом "Красной звезды" с окладом в 1200 рублей в месяц".

* * *

Кроме уже названных выше "Красная звезда" опубликовала 9 июля еще два писательских материала: очерк Петра Павленко "Летный день" - о боевых делах одного авиационного полка - и фельетон Ильи Эренбурга - "Бедные музыканты". Последний перекликался с репортажем о контрударах наших войск на реке Прут. Писатель едко высмеивал претензии румынских фашистов, обнародованные в их газетенке "Универсул": "Необходимо утвердить румынизм в международном плане. Румыния - колыбель арийской расы. Румыния не просто народ, это единственный народ, унаследовавший дух Римской империи".