Владимир Мелентьев - Фельдмаршалы Победы. Кутузов и Барклай де Толли

Потребовав, чтобы в день баталии все, в том числе и ездовые, были в строю, император снова обратился с воззванием: «Воины! — говорилось в нем. — Вот сражение, которого вы так ждали. Победа в руках ваших, она нужна нам. Она доставит нам изобилие, хорошие зимние квартиры и скорое возвращение в отечество! Действуйте так, как действовали вы под Аустерлицем, при Фридланде, Витебске и под Смоленском, и позднее потомство вспомнит с гордостью о подвигах ваших в тот день и скажет о вас: „И он был в великой битве под стенами Москвы!“»

Всю ночь перед боем Наполеон провел в стане своих воинов. Говорил речи, «обещая мир и отдохновение в покоренном городе, преисполненном забав и роскоши, льстя страстям и распутству, не щадя при этом ни вина, ни улещений. Обещанием победы и неисчислимых выгод оной умел он очаровать многочисленное воинство свое и поощрять его к отчаянному нападению».

Обрадованные наконец-то представившейся возможностью сразиться с постоянно ускользающим противником, возбужденные воззванием императора и бутылкой бургундского, завоеватели до полуночи громко веселились, не подозревая, что каждый третий из них делает это последний раз в жизни.

Итак, в ночь на 7 сентября 1812 года русская и французская армии оказались лицом к лицу. Когда утром начало всходить солнце, Наполеон, указывая на него, воскликнул: «Вот оно солнце Аустерлица! Наконец они попались! Вперед!»

К сражению Барклай всегда готовился как к празднику. Именно здесь раскрывались его выдающиеся качества как воина, как военачальника и как полководца. Еще затемно в полной парадной форме: вышитом позолотой мундире, при всех орденах и звездах, в шляпе с огромным черным плюмажем — на белом коне, в окружении свиты выехал он на позиции армии.

Вскоре началась артиллерийская канонада, возвестившая о начале Бородинской битвы. «Наполеон пошел открывать ворота Москвы». Так для командующего 1-й Западной армии началось 7 сентября 1812 года, долгий и трагический день в истории России и жизни полководца.

Вскоре было замечено движение первых неприятельских сил к селу Бородино, и Барклай бросает на выручку находившуюся там часть своего резерва, дабы не допустить захвата моста через реку Колоча. Задача была решена успешно. Воины отошли, оставив позади себя пылающий мост.

В половине шестого начались яростные атаки врага на левое крыло русских войск. Здесь на острие главного удара превосходящего в силах неприятеля суждено было оказаться армии Багратиона.

Наполеон, наращивая усилия, бросал в одну за другой атаки пехоту и кавалерию, поддерживая их ураганным артиллерийским огнем. Тут все смешалось в кромешной схватке: медвежьи шапки гренадер и латы кирасир, пестрые значки улан и банники пушкарей, алые ментики гусар мелькали среди драгунских погон, «и застонала земля русская, и пробудила спящих в ней воинов».

Вот как описано это в стихотворении Михаила Юрьевича Лермонтова:

В ходе сражения Багратион и Барклай, напрочь забыв прошлые обиды и недоразумения, не считаясь ни с формальным подчинением частей, ни с границами полос армий, были едины в стремлении — выстояв, победить!

Когда в боях за Семеновские флеши Багратион израсходовал свой последний резерв, он восполнил его частью сил 1-й армии. Он же в трудный момент сражения, обращаясь с просьбой о поддержке к Кутузову, просит о помощи и своего соседа и незамедлительно получает от Барклая четыре кавалерийских полка.

В ходе ожесточенной битвы генерал Багратион, «на ком почти сверхъестественно держался левый фланг», был тяжело ранен. Заприметив (при перевязке раны) адъютанта командующего 1-й армией, обращаясь к нему, сказал: «Передайте генералу Барклаю, что участь армии и ее спасение зависят от него. До сих пор все идет хорошо. Да сохранит его Бог!»

Истекая кровью, Петр Иванович продолжал руководить боем, пока не потерял сознание. Позднее, будучи в лазарете, во время перевязки (которую делал лейб-медик Виллие), увидев здесь же раненого адъютанта Барклая (В. Левенштерна), преодолевая боль, он обратился к нему с просьбой «передать Михаилу Богдановичу уверение в своем искреннем его уважении». [65]

После эвакуации Багратиона Барклай немедля прибывает на левый фланг русской армии, где находит войска сильно расстроенными, а резервы израсходованными, потому еще до принятия мер Кутузовым производит спешную перегруппировку части своих сил по усилению левого крыла.

Между тем ожесточение битвы нарастало. События на Бородинском поле принимали все более драматичный характер.

Не получив результата на левом фланге, Наполеон огромными силами атакует центр русских войск, то есть армию Барклая. «На всей нашей линии, — писал его адъютант А. Муравьев, — кипело ужасное побоище. Бой пехотный, ручной на штыки, кавалерийские атаки… артиллерийский непрерывный огонь… убитые и раненые падали с обеих сторон, по ним скакали орудия и кавалерия… груды, горы убитых лежали на пространстве четырех верст».

Как воин и полководец Барклай на Бородинском поле был великолепен. Простой, ясный и практичный ум его расчетливо оценивал обстановку и принимал абсолютно правильные решения. Предусмотрительность его была всеобъемлющей. На поле боя он видел все и с неизменным присутствием духа спокойно отдавал распоряжения. Вместе с тем он сам водил воинов в атаку.

«Храбрости необычайной: не разумеет страха», — писал о нем Ермолов. Он умело противопоставляет маневру Наполеона контрманевр, атаке — контратаку. Временами инициатива Бородинского сражения переходила к нему. Он предотвращает прорыв то левого фланга спешной переброской сюда корпуса К. Багговута, то центра — усилением его корпусами Ф. Корфа и А. Крейца. Предвосхищая намерения Наполеона по захвату батареи Раевского, он перемещает сюда кавалерийские соединения.

Здесь, в районе центральной высоты, развернулась величайшая в истории войн кавалерийская сеча. В атаку на врага шел цвет русской кавалерии: кавалергарды и драгуны, конногвардейцы и гусары, «и казалось, вся высота превратилась в движущуюся железную гору. Блеск оружия, касок и панцирей, освещенных солнечными лучами, смешался с огнем орудий, которые несли смерть со всех сторон, делали редут похожим на вулкан в центре армии», — так описано это волнующее зрелище.