Максим Ларсонс - В советском лабиринте. Эпизоды и силуэты

Тем не менее, цель была достигнута. При всем желании оказалось бы невозможным отыскать тот или иной предмет в Гохране или в других сборных пунктах.

Один мой знакомый, доверенный банка, Н. Н., которого я знал уже много лет, имел в одном из московских банков два маленьких сейфа. В одном сейфе лежали его бумаги, различные документы и довольно значительная наличность в русских деньгах (20.000 думских рублей), в другом сейфе он хранил коллекцию золотых и серебряных монет, которой он очень дорожил. В этом сейфе находился также слиток золота ценностью в 70.000 рублей, который принадлежал не ему, а его дяде, купцу А. В. Соловьеву [6] Фамилия Соловьева не отвечает действительной фамилии. из Петербурга.

Соловьев в сентябре 1917 г. — еще во время Керенского — был в Москве и приобрел там с целью помещения капитала слиток золота, который он опасался брать с собой в Петербург. Тогда уже очень косо смотрели на приобретение золота, хотя официального запрещения еще не последовало. Бывали уже случаи, что пассажиры Николаевской жел. дороги подвергались осмотру на вокзале по подозрению в перевозке золота. Соловьев, который абсолютно доверял своему племяннику, просил его взять на хранение слиток золота и поместить его в своем сейфе. Н. Н. сначала отказал ему в этом, так как у него самого, кроме нескольких колец и золотых монет не было никакого золота; поэтому он ни за что не хотел класть в свой сейф золотого слитка, да еще чужого. Соловьев возражал на это, что у него нет никого другого в Москве, которому бы он настолько доверял, чтобы дать ему на хранение слиток золота, и настоятельно просил Н. Н. сделать ему это одолжение. При своей следующей поездке в Петербург он возьмет с собой слиток золота, он только теперь боится брать его. Н. Н. наконец согласился. Они оба пошли в стальную камеру банка и Н. Н. положил слиток золота в присутствии своего дяди в сейф.

Порядка ради Н. Н. выдал Соловьеву расписку в том, что он получил от него слиток золота определенного веса и что он обязуется выдать этот слиток Соловьеву по первому его требованию.

Как только конфискация сейфов стала свершившимся фактом, Соловьев приехал в Москву и узнал от Н. Н., что не только его собственные ценные вещи, но и принадлежащий ему, Соловьеву, слиток золота, находятся в сейфе. Соловьев самым грубым образом обрушился на своего племянника, упрекал его в небрежности и отсутствии предусмотрительности, и заявил ему, что благоразумный человек немедленно после большевистской революции вынул бы из сейфа все, что там находилось.

Во время всего этого объяснения Соловьев вел себя, как помешанный. Н. Н. ответил Соловьеву, что он сам виноват, так как со дня большевистской революции до дня закрытия сейфов — от 25-го октября до 14-го декабря 1917 года — у него было достаточно времени, чтобы взять свой слиток, если он действительно предвидел катастрофу. Соловьев вынужден был вернуться в Петербург без всякого результата.

В апреле 1918 г., когда очередь открывать сейфы дошла до Н. Н., Соловьев опять появился в Москве и предложил своему племяннику следующую уловку: Н. Н. должен сначала дать открыть первый сейф, в котором не было ничего ценного, кроме 20.000 думских рублей. Когда же дело дойдет до составления протокола об открытии сейфа, то Н. Н. должен, вместо действительного номера открытого сейфа, просто назвать номер второго сейфа. При спешности работы чиновник по всей вероятности совсем и не заметит разницы в номерах. Таким образом второй сейф со всем его содержимым будет пока спасен. Если же чиновник заметит неправильность сейчас же, то Н. Н. всегда сможет оправдаться тем, что он по ошибке перепутал номера. В этом последнем случае, ему, конечно, ничего другого не останется, как дать открыть и второй сейф. Тогда, несомненно, обречены будут на гибель и коллекция монет и слиток золота. Но во всяком случае, нужно же сделать такого рода попытку, ибо неизвестно, сколько времени продержится советская власть. Может быть, большевики погибнут, прежде чем дойдет очередь до насильственного вскрытия тех оставшихся сейфов, владельцы которых не явятся добровольно со своими ключами для присутствования при открытии их сейфов.

Вначале Н. Н. всячески сопротивлялся, но под конец уступил энергичному натиску Соловьева. В назначенный день Н. Н. явился в банк, дал открыть первый сейф и присутствовал при том, как чиновник вынул из сейфа, находившиеся там 20.000 рублей. Н. Н. получил соответствующую квитанцию и вся сумма была впоследствии переведена на его текущий счет. Н. Н. решил, собственно, указать правильный номер, но когда чиновник спросил его о номере сейфа, то Н. Н. неожиданно назвал номер второго сейфа: как он впоследствии уверял, по наитию минуты. Чиновник ничего не заметил. Второй сейф остался, таким образом, фактически не открытым, так как он яко бы уже был открыт.

Через неделю Соловьев явился в банк с ключами своего племянника и дал еще раз открыть в действительности уже вскрытый, но официально еще не вскрытый первый сейф, — этот раз, конечно, под правильным его номером. Теперь, разумеется, в сейфе не было найдено никаких денег и в нем лежали только бумаги и документы. Соловьев при этом заявил, что он явился вместо своего племянника, так как последний болен. На самом же деле Н. Н., мучимый уже несколько дней тупым чувством страха, категорически отказался идти в банк, чтобы присутствовать при открытии сейфа.

Время шло, а большевики оставались у власти. Содержимое второго сейфа — коллекция монет и слиток золота — были пока спасены, но судя по всему, можно было ждать в любой момент, что оставшиеся сейфы будут насильственно вскрыты. Не исключалась возможность, что и вскрытые уже сейфы будут еще раз вскрыты. С этого времени чувство страха, которое начало преследовать Н. Н. с момента произведенной манипуляции, все усиливалось и превратилось, наконец, в настоящую манию преследования.

Н. Н. был женат, но по характеру супруги не подходили друг к другу и брак этот был несчастлив. Их двое детей умерли в раннем возрасте в начале войны, таким образом ничто их больше не связывало. После переворота Н. Н. потерял свое место в банке и был теперь без дела. Его жена, женщина образованная, но истеричная, осыпала его самыми тяжелыми упреками: в том, что он вовремя не бежал с ней из России, в том, что он не умеет, как другие способные люди, каким-либо образом зарабатывать деньги, или же, если уже иначе никак нельзя, то устроиться хотя бы на службе у большевиков. Н. Н. страдал неимоверно от упреков своей жены и от постоянно преследовавшего его чувства страха. Н. Н. очень редко говорил со своей женой о делах. У него никогда не было по отношению к ней настоящего доверия и он ни слова ей не сказал о манипуляции с сейфом. Жена часто спрашивала его, что его так удручает, но он всегда отговаривался ссылкой на общее тяжелое положение.