Николай Никитин - Освоение Сибири в XVII веке

Причины, побуждавшие кочевников к набегам, коренились в особенностях их хозяйственного уклада. На них недавно еще раз обратили внимание И. Б. Греков и Ф. Ф. Шахмагонов: «Кочевое скотоводство вызывает истощение пастбищ. Истощение пастбищ ведет к борьбе за новые пастбища. Эта внутри-племенная борьба превращает кочевников в военное сословие, выдвигает военачальников и зовет к захватам земель соседних племен». Отметим также, что период наивысшей военной активности, приходившийся у всех народов, как правило, на начальную стадию формирования классового общества, у кочевников обычно сильно затягивался вследствие крайней застойности всего их быта. Слабые производительные силы кочевого общества не могли полностью обеспечить феодальную верхушку необходимыми ей предметами роскоши и вооружения. Падежи скота и неизбежная при росте населения нехватка пастбищ толкали к набегам и широкие массы кочевников. Не развитие производительных сил, а грабеж соседей представлялся правителям кочевых орд наиболее доступным выходом из продовольственных и материальных затруднений, поэтому если эти орды были «в силе», то война становилась неизменной спутницей кочевого быта.

В этом была трагедия прежде всего самих кочевых народов, обреченных при сохранении традиционного уклада своей жизни на многовековой застой и отсталость. Но еще больше горя приносили их правители другим народам.

Особенно охотно кочевые феодалы направляли удар на оседлое земледельческое население. Малоподвижное, распыленное по отдельным деревням или городкам, в отличие от кочевников в большинстве своем не состоявшее из воинов-профессионалов, оно было удобным объектом для набегов и грабежа. Как отметил в своей книге «Внешнеполитические факторы развития феодальной Руси» известный советский историк и писатель В. В. Каргалов, «набеги на оседлые народы являлись для кочевников обычной нормой взаимоотношений с соседями… В этой борьбе случались периоды временного затишья, но никогда не было прочного, устойчивого мира».

В каждом отдельном случае для развязывания открытых военных действий против Российского государства у кочевых феодалов Сибири имелись свои поводы, предлоги и причины, но иногда для их выяснения необходимо проанализировать всю военно-политическую обстановку в Центральной Азии. В частности, объясняя непримиримость енисейских киргизов по отношению к России, С. В. Вахрушин писал: «Видя в военных набегах одно из средств обогащения, киргизские «князцы», вопреки интересам своего народа, стремились всеми мерами сохранить за собой право беспрепятственно совершать грабительские набеги на соседей… За спиной киргизских и тубин-ских князей стояли сперва могущественные монгольские алтын-ханы, позже джунгарские хунтайчжи. Руками киргизских и тубинских «князцов» те и другие выбирали «албан» с красноярских ясачных людей и их оружием вели борьбу против русских. Опираясь на киргизских «князьцов», монгольские феодалы создавали постоянное военное напряжение на границах с Россией и тем самым на целое столетие задержали продвижение русских в район верхнего Енисея… Входя в качестве вассалов в состав сильных кочевых государств Центральной Азии… киргизские князцы имели со стороны своих сеньоров постоянную и сильную поддержку. Поэтому борьба московских царей с киргизами являлась в сущности скрытою борьбою с монгольскими и джунгарскими феодалами за население тайги».

Вошедшие в состав Российского государства народы южной Сибири оказались в сложном положении. В условиях непрекращавшегося вооруженного давления более сильных соседей им, при всех случаях двое- и даже троеданства, рано или поздно приходилось выбирать между участью подданных «Белого царя» и «кыштымов» степных феодалов. Как отметил Ш. Б. Чи-митдоржиев, для южной Сибири того времени были характерны колебания ясачного населения, его переходы «от одной из соперничающих сторон к другой в поисках лучшей доли». Однако выбор здесь был невелик, и принятие российского подданства, по словам того же исследователя, «в целом обещало большую… стабильность».

Действительно, столкнувшись с господствовавшей в России XVII в. системой феодального угнетения, отдельные группы ясачного населения проявляли «шатость» и уходили за пределы российских владений. Других осуществлявшие набеги «воинские люди» уводили за собой насильно. Однако, получив возможность сравнить положение простого человека в русской Сибири и за ее пределами, аборигены обычно делали выбор в пользу российского подданства и чаще всего стремились во что бы то ни стало вернуться с чужбины на свои «природные» земли. История Сибири знает немало таких «исходов». Настроение их участников отразилось в одном из бурятских преданий, согласно которому беглецы из Монголии говорили: «Наш хан провинившимся отсекает головы, а русский царь наказывает розгами. Пойдемте отсюда в подданство к Белому русскому царю».

Более того, вплотную столкнувшись с примитивно-жестокой эксплуатацией степных феодалов, народы южной Сибири активно включились в борьбу с их набегами. Ясачные татары, тунгусы, буряты не только поставляли российской администрации разведывательные данные, но и защищали русские остроги, несли сторожевую службу, ходили вместе с казаками в походы для перехвата или преследования вторгнувшегося противника, для нанесения ему упреждающих ударов.

Часть коренного населения Сибири была принята в «государевы служилые люди», составив при русских гарнизонах особые воинские формирования. Еще в 1598 г. татарский отряд в 140 человек принял участие в походе на Кучума, бывшего своего «царя»; позднее численность «юртовских служилых татар» составила около 500 человек. В Восточной Сибири важную роль в обороне пограничных территорий играли «конные тунгусы», а позднее и бурятские казачьи полки. Однако основная тяжесть борьбы с «немирными ордами» лежала на русских служилых людях.

Гарнизоны сибирских городов по численности и составу отличались друг от друга, но, как правило, были невелики. К концу XVII в. лишь в Тобольске насчитывалось более 2 тыс. служилых. В других, даже считавшихся крупными сибирских городах ратных людей было в 2–3 раза меньше. Всего в Сибири в конце XVII в. насчитывалось около 10 тыс. служилых людей различных «чинов». Большинство их составляли казаки и стрельцы, а меньшинство — пушкари (от 1–2 до 10–12 на город). Служилая верхушка за Уралом была в основном представлена «детьми боярскими». Эта низшая прослойка феодального класса не имела в XVII в. никакого отношения к боярам и в Европейской России нередко мало чем отличалась по положению от стрельцов и казаков (например, на юге страны). В Сибири же «дети боярские» чаще всего занимали командные посты и являлись первыми кандидатами в «начальные», или «приказные» люди («головы», сотники, атаманы), В конце XVII в, в Сибири стали появляться свои дворяне.