Александр Сенкевич - Елена Блаватская

Остается подытожить, что Фридрих Риттельмейер, в прошлом евангелический пастор, попытался соединить антропософию с христианством, реорганизовав существовавшие антропософские общества в христианские братства и создав особые священницы для исполнения ритуалов. Богослужение было создано им по образцу католической мессы, но тексты молитв наполнены идеями Р. Штайнера. Разумеется, антропософия была осуждена католической церковью. Это произошло в 1919 году.

Молодой князь Голицын по происхождению и воспитанию принадлежал к масонской среде и до тонкостей овладел королевским, царственным искусством франкмасонства. Князь чуждался шума света. По мере возможности находясь в уединении, он взращивал в себе нежные ростки любви к человечеству.

После 14 декабря 1824 года масонские ложи в России были воспрещены. Между тем масонство, уйдя в тень, сохранялось как определенная система этических правил и взглядов. В межличностных отношениях столбового дворянства масонские ценности значили многое.

Масоны работали над восстановлением и реальным выражением чисто человеческого первообраза, который был до неузнаваемости искажен, как им представлялось, вследствие многовековых идеологических раздвоений и общественных катаклизмов. Дело оставалось за малым: восстановить этот прообраз сперва в тесном кругу масонского братства, а затем уже сделать его доступным всему человечеству как эталон высоконравственной и духовно осмысленной жизни.

Человеческому сообществу недоставало любви к себе подобным. Того же не хватало и ей, Елене Прекрасной, взбалмошной и амбициозной девушке! Надо было кого-нибудь полюбить для того, чтобы преодолеть этот мировой холод и всеобщее безразличие людей друг к другу. Надо было на чем-нибудь остановиться, дабы вконец не растеряться и не впасть в отчаяние.

Настоящая, безусловная правда существовала в глубочайшей древности. Великие несчастья отделили многие, в том числе и нынешние, поколения людей от этой правды. Однако ничего не может бесследно исчезнуть. От материков остаются острова, от умерших языков — слова, от исчезнувших народов — мудрость их гениев.

Согласно мифу, который поведал Платон в сочинениях «Тимея» и «Критий», некий египетский жрец сообщил афинскому архонту реформатору Солону об ушедшем под воду громадном материке посреди Атлантического океана, который превосходил своими размерами Азию и Ливию, вместе взятых, и исчез в океанской пучине в результате землетрясения. С мифом Атлантиды непосредственно связывались представления о Лемурии — так назвал крупнейший английский зоолог Ф. Склэтор материк, якобы существовавший на месте нынешней части Индийского океана, между Индией и Мадагаскаром.

Розенкрейцеры, составляющие своеобразный масонский орден, который первоначально объединял философствующих алхимиков, полагали, что жители Лемурии сыграли огромную роль в эволюции человечества.

Для Блаватской было ясно одно: человечество находится в страшном упадке. И в тоске своей по лучшей, достойной ее дарований жизни, в желании полюбить и быть любимой она правильно почувствовала — нужно отправляться в дальнюю дорогу.

…Каким образом Елена Петровна Блаватская оказалась за границей, достойно подробного описания.

«Немедленно отправить к отцу, под Петербург! С глаз долой! Пусть сам разбирается» — таким был, вероятно, суровый вердикт рассерженного деда Андрея Михайловича Фадеева относительно мятежной и своевольной внучки. Железных дорог в то время на Кавказе не существовало, передвигались исключительно с помощью конной тяги. Наняли до Поти большой фургон, запряженный четырьмя лошадьми, а в попутчики снарядили четырех человек: дворецкого сделали главным сопровождающим лицом, двух дворовых женщин отправили в качестве горничных и еще одного сообразительного паренька из мужской прислуги прибавили на всякий случай.

Всех этих людей Елена Петровна провела вокруг пальца, перехитрила как бы между прочим. Она нарочно задержалась в пути и, прибыв в Поти, опоздала на пароход, который уже отправился в Одессу. В потийской гавани стоял под парами другой корабль, английский пароход «Коммодор». Не скупясь на щедрое денежное вознаграждение, она уговорила капитана взять на борт ее и четырех слуг. «Коммодор» был выбран Блаватской не случайно. Он шел не до Одессы, а до Керчи, затем до Таганрога на Азовском море и далее до Константинополя. Доплыв до Керчи к вечеру следующего дня, она отправила на берег слуг, чтобы они подыскали подходящее жилище и подготовили его к утру для временного проживания.

Пожелав слугам удачи, она осталась на корабле и той же ночью поплыла дальше до Таганрога одна.

В Таганроге у Блаватской возникли трудности с пересечением границы: у нее ведь не было на руках паспорта, по которому она могла беспрепятственно выехать в другую страну. Впрочем, в одном из позднейших писем, адресованном генерал-губернатору Кавказа А. М. Дондукову-Корсакову, она утверждала, что такой паспорт, выписанный ее мужем Н. В. Блаватским, у нее якобы имелся.

Однако это совершеннейшая неправда, в чем она призналась спустя много лет в другом письме — начальнику жандармского управления города Одессы III отделения собственной его императорского величества канцелярии.

Ее чистосердечное признание в том, что она нелегально выехала из России и совершила тем самым уголовное преступление, помогает понять ход действительно происходивших событии.

Английский корабль должен был в Керчи подвергнуться таможенному досмотру. Она вовсю строила глазки капитану и вызвала у него к себе явные симпатии. Ей предложили переодеться юнгой. Настоящего юнгу спрятали в угольном трюме. Чтобы не привлекать внимания таможенников, ее представили больной, укутали одеялами и уложили в гамак.

По прибытии в Константинополь с помощью подкупленного стюарда Блаватская сошла незамеченной на турецкий берег. Первые впечатления о своей свободной жизни она откровенно передала в рассказе «Сияющий щит» из серии «Необычайные истории», напечатанном в нью-йоркской газете «Сан» в январе 1876 года с подзаголовком «Чудесные силы Пророчествующей Девы Дамаска»:

«Наша маленькая избранная компания представляла собой группку беззаботных путешественников. За неделю до этого мы приехали в Константинополь из Греции и с тех пор по четырнадцать часов каждый день ходили вверх и вниз по крутым склонам Перы, посещали базары, забирались на вершины минаретов и пробивались через полчища голодных собак, этих вековых повелителей улиц Стамбула. Кочевая жизнь заразительна, как говорят, и никакая цивилизованность не способна разрушить очарование неограниченной свободы после того, как вы ее впустите. Цыгана нельзя заставить покинуть его шатер, и даже обычный бродяга находит особое наслаждение в своей тяжелой неустроенной жизни, наслаждение, которое мешает ему найти постоянное жилье и занятие».