Александр Сенкевич - Елена Блаватская

Серьезные разногласия между Теософическим обществом и «Арья Самадж» возникли в 1879 году, когда Е. П. Блаватская и Олкотт прибыли в Индию. Отправились они туда из Нью-Йорка, как и велел Серапис Бей, 17 декабря 1878 года.

Теософическое общество было основано с согласия состоятельных индусов и с надеждой на их покровительство. Предполагалось предоставить американцам возможность получить некоторые знания о духовной мудрости Индии, направить их взгляд на Восток. Соединенные Штаты Америки были избраны потому, что считались самой свободной страной в мире. От деспотии Запада было решено избавляться не путем вооруженной борьбы, а мирными средствами, осуществляя духовную экспансию в страны-монополии.

В Бомбей они прибыли ранним утром 11 февраля 1879 года. Генри С. Олкотт опустился на колени и поцеловал гранитный бомбейский причал. Елена Петровна удержалась от подобного экстравагантного жеста. Сопровождавшие их от Нью-Йорка художник и архитектор Эдвард Уимбридж и хорошая знакомая Роза Бейтс стояли как вкопанные.

Президента бомбейского отделения «Арья Самадж» Харричанда Чинтамона и других деятелей этого общества, с которыми Блаватская и Олкотт состояли в постоянной переписке, на пристани не оказалось. Никто их торжественно не встречал.

Это было тем более удивительно, что Теософическое общество становилось международным, английские спириты Чарлз Мессей, Стейнтон Мосес и ее подруга Эмилия Кислингбери образовали в Лондоне его отделение. В Соединенных Штатах в Общество вошли такие видные деятели, как изобретатель Томас Эдисон и генерал Абнер Даблдей. Отделение Общества в Бомбее возглавлял англо-индиец Мулджи Такерсей. Старая знакомая Блаватской по Каиру Лидия Пашковская подготовляла почву для открытия нового отделения в Японии. Мало того. Чтобы подчеркнуть индийскую ориентацию Теософического общества, оно было переименовано в мае 1877 года в Теософическое общество «Арья Самадж». Предполагалось, что такое название теснее сблизит его членов с Индией.

И вот черная неблагодарность — их никто не встретил. Они стояли довольно долго под палящим индийским солнцем, совершенно растерянные, перед просторной круглой площадью, почти у кромки Аравийского моря, в глубине которой высились громоздкие мрачные здания. Перед ними клокотала полуголая пестрая индийская толпа. Люди с белой тряпкой вокруг бедер и в белоснежных длинных, навыпуск рубахах, некоторые в ослепительных чалмах и разноцветных тюрбанах, перебивая друг друга, жестикулировали и предлагали всякую всячину — земляные орехи, бананы, пухлые пористые мандарины, небольшие приплюснутые дыни и оранжево-рыжую, с темными пятнами и продольными бровками папайю — полуовощ, полуфрукт. Теснота и давка были невыразимые. И вдруг они увидели, как сквозь эту толчею к ним пробирается толстый запыхавшийся индус с луноподобным лицом. Это явился Харричанда Чин-тамон, который чуть было не забыл об их приезде.

Перед тем как отправиться в Индию, Олкотт обратился письмом к Чинтамону с просьбой снять для четырех человек скромный, недорогой домик в индусском квартале. Вместо этого индус предложил им свое жилище, освобожденное от домочадцев бунгало, практически без мебели и с туалетом во дворе. Однако этот непритязательный дом предстал в ее глазах раем после треволнений и неудобств морского путешествия. Отдых в разогретом тропическим солнцем, но хорошо продуваемом помещении казался блаженством.

На следующее утро весть о них распространилась среди местных жителей, и на первом приеме по случаю их приезда присутствовало больше трехсот человек.

Согласно индийскому обычаю каждому из них повесили на шею гирлянду из белых жасминовых лепестков, а также из лепестков охристых «гэнда» и белых, с потемнением у основания «годаври». Генри С. Олкотт от подобного радушного обращения растрогался до слез. Елене Петровне показалось совершенно невероятным, что в России стоят морозы, метет пурга, лошади увязают в снегу, люди берегут тепло, законопатили двери и окна. Здесь же, в Индии, многие жилища стояли нараспашку, сияли дырами, в большинстве из них не было дверей, а крышу застилали тряпки и рогожи.

В Бомбее они были нарасхват, выслушивали в свой адрес бесчисленное количество приветственных речей. Индийцы их превозносили до небес при всяком удобном случае. У них кружилась голова от успеха и воздаваемых почестей. Генри С. Олкотт вообще пребывал в эйфорическом состоянии и назвал их первые дни в Индии «ничем не омраченным счастьем». Он, как всегда, поторопился с обобщениями.

Однажды утром Чинтамон представил Блаватской и Олкотту непомерный по сумме счет, в который вошла оплата их проживания, еды, радушных приемов и поздравительных телеграмм, мелкий ремонт по дому и другие траты, включая даже аренду трехсот стульев для приветствовавших их индийцев. Еще один такой счет — и они остались бы без гроша в кармане. Е. П. Блаватская безуспешно попыталась опротестовать у Чинтамона явно преувеличенные расходы по их пребыванию в Бомбее. Он присвоил себе к тому же шестьсот рупий, высланные ими заранее на бомбейский адрес «Арья Самадж».

Пришлось срочно перебираться в другой дом, который они без особых затруднений нашли, и проживание в нем оказалось вдвое дешевле.

Мулджи Такерсей рекомендовал им в качестве слуги сообразительного пятнадцатилетнего юношу-гуджератца по имени Баллах-Булла. Это имя Елена Петровна переиначила в Бабулу. Юноша был услужлив, говорил на пяти языках и прижился при Блаватской. Долгое время он сопровождал ее в путешествиях по Индии, Цейлону, Европе.

Многие интеллектуальные индусы изъявляли желание вступить в Теософическое общество. Блаватская получила необычно теплое приветствие от Альфреда Перси Синнета, редактора «Пайонияра», влиятельной ежедневной английской газеты, рупора британского правительства в Индии. К ее удивлению, Синнет выражал надежду увидеть ее в Аллахабаде (редакция его газеты находилась в этом городе) и был готов опубликовать статью о Теософическом обществе.

Е. П. Блаватская чувствовала себя как нельзя лучше. С утра облаченная в легкое воздушное платье, принимала гостей на веранде, а Бабула стоял за ее спиной с опахалом из павлиньих перьев.

Подходило время совершения чудес.

Ведь обман, к которому прибегнул Чинтамон, последователь и сподвижник Свами Даянанды Сарасвати, бросал тень, в известном смысле, на репутацию ее «махатм». Такой поворот мысли вполне мог возникнуть у ее спутников и, разумеется, уже возни кал. В Соединенных Штатах Америки Теософическое общество едва существовало. Вильям Джадж жаловался в письмах к ним, что касса Общества пуста и он с нетерпением ждет их возвращения.