Наталья Горбачева - Ксения Петербургская

Однажды в жару в избушке нечего было пить: кончился и квас, и компот. Старица помолилась, подошла к бочонку, открыла его: он снова оказался полон до краев. Блаженная обернулась в красный угол, сказала: «Кто налил?» Она всегда на иконы оборачивалась и на все свои вопросы получала прямой ответ. Иногда старица давала странные приказания, но впоследствии оказывалось, что они были спасительными. Как-то в разгар голосеевского застолья одну монахиню в овраг со свечкой читать Псалтирь послала. Потом выяснилось: именно в тот час ее брата чуть не убили.

Пришла за советом монахиня, до того бывшая насельницей Горненской Иерусалимской обители, возвращаться ли туда обратно? Матушка не благословила: «Ты здесь выше будешь». Сегодня эта монахиня — настоятельница одного из старинных русских монастырей.

Ольга, врач-психиатр, впервые попала к матушке. Хозяйка указала ей, где сесть, сама же вышла. Тут на Ольгу стали кричать, как она посмела сесть на матушкино место. Она испугалась, встала. Вернувшись со двора, старица строго сказала: « Почему стоишь, садись, где тебе сказано!» Все поняли, что такова матушкина воля. Когда присутствующие стали расходиться, та женщина, которая больше всех кричала, по дороге все время падала на ровном месте. Сегодня та самая раба Божия Ольга — инокиня в Горненской обители.

Одна женщина собиралась отправиться в армию, где служил ее сын. У него украли автомат, солдату грозил дисбат. Мать пришла к блаженной. «Он не виноват, — сказала она, — украл автомат Василий». У военного начальства женщина спросила: «Сколько в части Василиев?» «Трое», — ответили ей. Подошла она к одному, посмотрела в глаза, он не выдержал, опустил их. «Кем служишь?» — спросила. «Каптерщиком». В каптерке и нашли украденное оружие.

Если старица не находила нужным отвечать на вопрос, она просто не отвечала, могла даже отвернуться, давая понять, что разговор не по ее части. Человек мог получить указание лишь относительно самого себя, про третьих лиц старица ничего не сообщала. «Сестра же моя тоже к вам ходит, ну вы же ее знаете», — пытались некоторые настаивать на ответе. Блаженная сердилась: «Никого не знаю».

Однажды, увидев среди гостей знакомого, матушка разволновалась, стала кричать: «Убьют, убьют!» Едва успокоили ее. И что же? Тот человек стал без благословения юродствовать, его избили в милиции, и он в муках скончался. Старица ведь его предупреждала по-своему, что нельзя самочинно юродствовать, это серьезный, опасный шаг, но он не прислушался к ее словам.

Заступническая молитва старицы была чудодейственна. Для нее не нужны были какие-то исключительные условия, она помогала одним своим взглядом. В избушке всегда был народ, наедине поговорить не всегда удавалось, но блаженная уделяла внимание каждому. «Какие были у нее глаза! Конца-краю нет, огромные, я утонула в них! Не голубые, не серые — никакие. Ни рисунка, ни белков в них не было, одна глубина бездонная. Родные, участливые глаза!» — подобным образом высказывались многие из духовных чад блаженной.

Матушка Алипия взошла на такую высоту сочувствия ко всему живому, что понимала язык земли, разговаривала с травами, с птицами, котами, пророчествовала на тварях бессловесных.

Один только пример. У одной женщины сын воевал в Афганистане. От него долго не было никаких известий. Измученная тревогой, мать пришла в голосеевскую избушку, рассказала о своем беспокойстве старице. Та увидала выпавшего из гнезда птенца, завернула его в белую тряпочку и полезла по приставленной к дереву грецкого ореха лестнице наверх. Через некоторое время старица спустилась и сказала: «Жив птенчик, улетел и тряпочку на спинке унес». Вскоре и сын той женщины вернулся, живой, но комиссованный, с травмой позвоночника.

В голосеевском доме обитало множество котов. С ними всегда связано нечто таинственное. Очевидно, они пребывали на службе у старицы, деля с ней труды по исцелению ближних. Коты у нее были ученые: кто нуждался в помощи, к тому, как мухи на мед, липли, а от иных, как ошпаренные, отскакивали. Одной женщине, страдавшей радикулитом, матушкин подопечный так впился в спину, что не сразу и отодрали. И от этого «массажа» больная думать забыла о своем радикулите.

Но и доставалось этим же котам. Все они были больные, с гнойничками, с сухими лапками. Блаженная вымаливала людей, животные как бы принимали удар на себя. Курочки тоже были тощие, шелудивые, падали с насестов. «Почему звери у вас такие больные?» — спрашивали старицу. «Люди блудно живут, кровосмешение делают, все отражается на тварях земных». Отгонит, бывало, блаженная беса от человека, тот разозлится и в картошку уйдет. Все грядки стоят зеленые, сочные, а один куст вдруг завянет, сморщится. «Нечистый дохнул», — только и скажет она.

Все пожертвования добрых людей старица тратила на церковное поминовение. Покупала охапками свечи и ставила перед всеми иконами в Дивеевской церкви, набирала множество хлеба, так что едва доносила до заупокойного столика. Некоторые буханки оставляла для панихиды, прочие, присев на скамеечку, крошила голубям. Они, завидя ее сгорбленную фигурку, слетались целыми стаями.

Птицы небесные — надежные предстатели пред Господом. Во многих случаях, когда надо вымолить грешную душу, старцы благословляют кормить голубей. Вот и прозорливой матушке Алипии было видно, за кого какую жертву принести: за одних подавала на панихидный стол, других вручала предстательству голубиному…

Через сто лет после рождения пришел черед и блаженной старицы Алипии. За год до смерти она объявила: « Все, девки, ухожу от вас». С этого дня она стала подавать людям. Сама ухаживала за гостями голосеевской трапезы, тем самым указывая предназначение монаха — быть всем слугой, к старице ведь много монахинь Фроловского монастыря ходили; их же она просила читать о себе живой заупокойную Псалтирь.

В воскресенье 30 октября 1988 года в голосеевском домике было особенно много народа. После трапезы старица прилегла. Все разошлись, осталась одна супружеская пара прибраться. Как убрали посуду, взглянули на матушку, а она бездыханная лежит с сияющим лицом. Муж с женой побежали звонить, а когда вернулись — увидели, что на груди у блаженной лежит мертвый, еще теплый котенок, оставшийся последним в голосеевской избушке.

Как-то перед смертью блаженная обронила, что хоронить ее будет Фроловский монастырь, так и случилось. Могила блаженной — на монашеском участке Лесного кладбища. Могила и прижизненный завет, как у всех блаженных: «Ходите ко мне на могилку, чем больше людей придет, тем больше благодати будет. Кричите, я услышу!»