Валентин Бадрак - Стратегии счастливых пар

Формирование шкалы ценностей Ростроповича чрезвычайно тесно связано с ориентацией на отцовскую судьбу. В этом был свой резон, ибо Леопольд Ростропович был блистательным мастером игры на виолончели. Он фактически преподнес сыну уникальную по сути идею – сценарий жизни музыканта, чем-то повторив судьбу своего зальцбургского тезки, сделавшего из сына раннее «музыкальное чудо». Довольно весомым шагом отца будущего советского виртуоза с точки зрения понимания его психического восприятия «потрясений и переворотов» стал поспешный отъезд семьи из искалеченного революцией Петрограда, – ему была чужда как борьба масс за самоопределение, так и борьба групп интеллектуалов-фанатиков за власть. Музыка несла особую волну самодостаточности, она растворяла обязательность участия в борьбе, как бы уводя в иную плоскость бытия; хотя музыка не избавляла от жизненных принципов. Это было то неотъемлемое и бесконечно ценное, помимо самой музыки, что удалось Ростроповичу-старшему вложить в голову взрослеющего сына. И конечно, связь отца и сына была скреплена дурманящим воображение даром мальчика: он, повторяя биографические вехи далекого Моцарца, с четырех лет справлялся со сложнейшими клавишными мелодиями.

Талант и интеллигентность юного Мстислава, казалось бы, подкреплялись генным набором матери Софьи Федотовой, удачливой пианистки из Оренбурга, с которой неказистый на вид музыкант Леопольд Ростропович навечно связал свою судьбу. В своих мемуарах Галина Вишневская назвала Леопольда Ростроповича (которого никогда не видела) «слабовольным», и в этом мимолетном замечании, которое отвечало, вероятно, мнению, сформированному в процессе общения с мужем и свекровью, заложен немаловажный нюанс: признавая за отцом право формировать его профессиональный сценарий, в области закалки психики приоритет всецело принадлежал матери. Мать дала ему веру в будущие достижения, с ее помощью в нем родилось устойчивое чувство уверенного в себе мужчины, мать надежно загрунтовала доставшуюся мальчику от отца едва проглядываемую в минуты отчаяния слабинку воли.

Родившись в семье профессиональных музыкантов вслед за сестрой Вероникой, он был просто обречен слышать каждый день прекрасную музыку, жить и расти с ней, развиваться под ее колдовским влиянием. Остальные грани жизни для мальчика неизменно оставались на втором плане. Как уже говорилось, и отец, и мать Мстислава являлись профессиональными музыкантами, причем мать окончила Московскую консерваторию. Показательным шагом родителей явился переезд в Москву – Леопольд Ростропович прекрасно понимал, что на реальное музыкальное будущее детям можно рассчитывать лишь в условиях столицы, находясь в эпицентре музыкальной среды, учась у лучших мастеров. Уже через небольшой промежуток времени Мстислав сполна оценил правильность поступка отца: музыкальная школа Гнесиных стала первой вехой в его становлении и первым местом, где его оценили как талантливого виолончелиста. Этот вовсе не рядовой эпизод отпечатался в сознании юного дарования как фотоснимок: отец дал ему исключительный урок, своим поступком продемонстрировав, что нет ничего важнее интересов семьи.

Не прошло и года с момента поступления Мстислава в Гнесинку, как он с сестрой уже играл в Колонном зале, умиляя высокопоставленных чиновников страны Советов. Конечно, успехи подстегивали самолюбие юноши, подталкивали к еще большей усидчивости. Прямым следствием его волевых усилий стал прием в училище при Московской консерватории.

С приходом войны страну затянул непроницаемый сумрак. Спасаясь от надвигающейся волны смерти, семья Ростроповича перебралась в Оренбург. В это время произошло одно из ключевых в жизни Мстислава событий, перевернувшее его представление о действительности. Смерть отца, сердце которого не выдержало нагрузки безжалостной борьбы за выживание, все перетасовала в некогда беззаботной жизни юноши. В один миг он вырос, внутренне преобразился и без колебаний занял место главы семьи – отсюда, из этой ранней утраты, выросло его неизменное чувство долга перед семьей, сугубо мужская ответственность за все происходящее внутри маленького мирка «основной социальной ячейки». Этот принцип он перенес потом на свою семью и прошел с ним по жизни до конца. Тогда же, в военные годы, он зарабатывал виртуозной, но мало кому нужной игрой на скудный паек для семьи. Гиблое время заставило безропотно заниматься и другими делами – мастерить лампы-коптилки и рамки для фотографий. Семья выжила, он окреп и закалился и выполнил последнюю волю отца, память о котором хранил в себе, повторяя как заклинание: консерватория. Глубокая вера отца в его музыкальный успех передалась молодому Ростроповичу, став продолжением его собственной уверенности и стремления к росту; он вел себя на сцене непринужденно, как будто быть мастером ему предписано свыше. Но все же поле самореализации как-то тесно переплелось с семьей; он всегда оставался эмоционально вовлеченным в жизнь матери и сестры, информационно-энергетический обмен осуществлялся даже тогда, когда он уже вырос, стал самостоятельным и признанным музыкантом.

В двадцать лет Мстислав Ростропович стал первым на конкурсе Всемирного фестиваля молодежи, а такие авторитетные светила в музыкальном мире, как Сергей Прокофьев и Дмитрий Шостакович, приняли его в свой круг общения как человека редкого таланта и выдающихся способностей. Но и в этот период он по-прежнему жил в коммуналке с матерью и сестрой, сосредоточившись на достижениях. Вадим Эрлихман считает, что молодой Ростропович, «как и его отец, был влюбчив, но бешеная гастрольная гонка – до 200 концертов в год! – не оставляла времени для личной жизни». Справедливым и аргументированным кажется его замечание о поиске Ростроповичем духовно близкого человека, именно в таком подходе сформировалась семья Леопольда Ростроповича и Софьи Федотовой. Тем не менее, Мстислав Ростропович некоторое время «неумело, по-юношески» ухаживал за Майей Плисецкой, увивался за известной в то время певицей Зарой Долухановой. Возможно, были и другие увлечения, не выросшие до фатальной страсти или роковой любви. Истинную духовную близость он почувствовал, лишь встретив Галину Вишневскую – поражавшую не столько броской, где-то даже ослепляющей красотой, сколько исключительной славянской женственностью и одухотворенностью.

Между тем характер и мировоззрение Галины родились из внутренней драмы покинутого ребенка, ощущений «подкидыша», которые она испытывала в течение многих лет взросления. Родители, которые с первых дней жизни стали чужими, сформировали в ней тяжелый комплекс человека, лишенного любви и ласки. Это несносное болезненное чувство отложило неизгладимый отпечаток на формирование мотиваций на протяжении значительной части взрослой жизни – за ее кажущейся увлеченностью всегда стояли отстраненно-равнодушные тени отца и матери, толкавшие на поиск подлинной любви.