Валентин Бадрак - Стратегии счастливых пар

«Время, прежде расходуемое на управление садами и владениями, отныне должно быть посвящено внутренней жизни» – эти слова из трактата «О краткости жизни» Сенека на рубеже возвращения из ссылки адресовал брату Паулины. По прошествии почти полутора десятилетий эта формула понадобилась ему самому, чтобы суметь перейти на новый уровень бытия. Но нутром он ощущал: уже слишком поздно, слишком глубоко затянула его безжалостная трясина власти. И пусть лукавый Нерон отказал в отставке человеку, который обладал и сильным влиянием при дворе, и редчайшей для живущих способностью отстраниться от мирских забот. Тем не менее окрепший физически и морально за годы отчаянной борьбы за власть и гонки за высоким положением в обществе Сенека продемонстрировал поистине уникальную силу воли – в решительном, хотя и запоздалом отказе от власти. Резко возросшая опасность непредсказуемого принцепса, самодостаточность семьи и настойчивое желание удалиться от кровавой суеты римского Палатина толкали философа под предлогом ухудшения здоровья на отмежевание от власти.

Почему он сделал этот шаг лишь после смерти Афрания Бурра, вместе с которым философ был способен противостоять Нерону, поддерживая баланс сил? Может быть, потому, что, как для всякого мужчины, самой важной жизненной задачей для него оставалось признание главного дела жизни, которым, естественно, была не власть и не накопительство. Ради философии и литературы Сенека пришел во власть, использовал ее в качестве исключительной трибуны, с которой смел и мог вещать миру. Теперь же, признанный и прославленный, взлетевший над Римом, подобно одной из его упоительных легенд, престарелый и несколько утомленный государственными обязанностями властелин умов мог прожить остаток жизни в кругу семьи. Жена и близкие друзья понимали, чем вызвано это решение, они безоговорочно поддерживали его.

С того времени Сенека пребывал в тени своих прежних деяний во власти, лишь изредка оказывая влияние на события только в тех редких случаях, когда дело напрямую касалось семьи: он, к примеру, приложил руку к назначению брата своей жены Помпея Паулина на должность управляющего сбором налогов в казну. Знаменитый философ после удаления от дел практически не жил в столице, предпочитая загородную тишину, беспредельное спокойствие и тихую, размеренную жизнь частного лица. Теперь уже, вкусив власти сполна, душой осознав ее дьявольское начало, он хотел было выйти из игры, подобно Марку Агриппе или Меценату, жившим при дворе Августа и отпущенным им на покой. Но было слишком поздно строить безопасное убежище для себя и своей семьи; слишком многих завистников он нажил, находясь у штурвала империи; слишком многие завидовали его несметным богатствам, пусть даже он не пользовался ими. Да и Нерон мало походил на Августа. Поэтому стареющий Сенека лишь отдыхал в тени, не пытаясь скрыться, спрятаться совсем.

Философ, более всего почитавший два искусства – жить и умирать, – оставил немало рельефных подсказок для тех, кто хотел бы пройти свой путь вдвоем со спутником жизни. «Его философия обретала новое измерение, состоявшее в достижении “счастливой” жизни» – так расшифровывает мыслительные устремления философа Пьер Грималь. И в этом смысле семья как нельзя лучше отражала образ жизни законодателя обновленного философского течения. Сама семья в его миропонимании принадлежала тому феноменальному оазису, который пробуждает желание наслаждаться жизнью и созерцать ее в первозданных формах, лишенных напыщенности и декоративности. Сенека, даже поглощенный властью, не раз упоминал, что жена находится рядом с ним, подчеркивая важность этой близости для него.

Да, он окружил себя и свою семью невиданной роскошью, но старался не замечать шикарных декораций и почти не пользовался своим положением. Он с пафосом писал трактаты «О благодеяниях» и «О счастливой жизни», утверждая, что ни оскорбления, ни упреки не тревожат его сознания. Но конечно, он лукавил, и за бессмертной мудростью прятался сомневающийся, колеблющийся, но отчаянно борющийся со своими слабостями человек. «То, что он был миллионером, замечалось скорее по его обстановке, чем по его привычкам», – указывает Вил Дюрант, добавляя, что «немного найдется в римской литературе книг, пытающихся с такой же прелестью и с такой же светскостью приспособить стоицизм к нуждам миллионера».

Сенека не оставил учеников, не продолжил род. Истинная причина неполной семьи неизвестна, она могла являться и следствием болезни одного из супругов, но могла и отражать более поздние воззрения философа на вопросы жизни и смерти. К примеру, исследователь жизни философа Платон Краснов упоминает, что у Сенеки был сын, «умерший незадолго до его изгнания». Описывая душевное состояние философа, историк сообщает следующую подробность: «Незадолго перед тем потерявший жену, Сенека всего за несколько недель до ссылки лишился и единственного сына, умершего на руках своей бабушки». Чрезмерно увлеченный приобщением к мудрости, он, возможно, не желал больше отвлекать свой разум от заманчивых размышлений о вечности, вписывая в кажущиеся ему пределом умиротворения философские беседы только жену, женщину редкой выдержки и благородного ума. Возможно, их духовное счастье и радость возвышенной близости в последние годы жизни мыслителя объясняют и прощают этот семейный изъян. Стоя по колени в кровавой жиже, впитывая запахи разложения, Сенека, возможно, опасался произвести на свет ребенка, которому придется увидеть глубину человеческого падения. Да и воспитание Нерона могло сыграть свою негативную роль: если он не справился с чужим ребенком, имея огромные полномочия воспитателя, то есть ли гарантия, что его собственный, который с ранних лет столкнется с бесчисленным множеством искушений, не заставит его сожалеть о продлении рода.

Многие авторы детально описывают сцену смерти Сенеки и отчаянную попытку самоубийства полностью солидарной с ним Паулины. Не претендуя на повторение мыслей Тацита или других древних мастеров пера, обратим внимание на некоторые детали. Получив от мстительного Нерона приказ покончить с собой, Сенека, согласно описаниям, обратился к друзьям и к жене, говоря им, что ничего иного от изверга ждать не приходилось и уничтожение своего учителя было для него лишь делом времени. Крепко обняв жену, подавленную горем, терявшую и душевные, и телесные силы, философ стал умолять, чтобы она из любви к нему стойко перенесла удар, повествует Тацит. Но на самом деле сейчас не столько жена и друзья нуждались в помощи, сколько Сенеке требовались та выдержка и стойкость, о которых он столько твердил. И только его жена осознавала, что в этот последний и неумолимый час для Сенеки красивая и достойная смерть важнее всего на свете, она перевешивает на чаше весов всю его жизнь, ибо она либо подтвердит на деле все его установки, либо перечеркнет все. Никто лучше Паулины не знал, насколько этому гению философии, так же как и другим смертным, присущи человеческие слабости и сомнения. Сенека сам недвусмысленно признался в этом, заметив Паулине, что «настал час, когда надо показать не на словах, а на деле, какое поучение я извлек из моих философских занятий: не может быть сомнений, что я без малейшей горечи, а наоборот, с радостью встречу смерть». И ради своего мужа и друга эта женщина решилась на крайний шаг, на самую невероятную помощь, которую один человек способен оказать другому, – на смерть рядом с ним.