Валентин Бадрак - Стратегии злых гениев

Ненасытная натура Гитлера всегда требовала большего. Он упивался масштабами строений, схем и… разрушений. Чтобы превзойти Наполеона и Бисмарка, он стремился построить гигантскую резиденцию, чтобы затмить Париж, он желал его уничтожения. Отъявленный маньяк и разрушитель, он искал любых возможностей возвеличивания своего образа. Если человечество может запомнить его за загубленные миллионы душ и десятки разрушенных городов, пусть будет так. Он готов был пожертвовать и немецким народом, отдав приказ о разрушении Германии. «Если немецкий народ не готов сражаться для своего выживания, он должен исчезнуть», – заявил фюрер в середине Второй мировой войны со свойственным ему радикализмом.

И все-таки до своих последних дней Гитлер пасовал перед признанными авторитетами. Они заставляли его вновь почувствовать себя маленьким уязвимым человеком, не способным к иной самореализации, кроме как основанной на уничтожении и страхе ближнего. Самообладание часто оставляло его, и если невозможна была демонстрация показной ярости, Гитлер прибегал к услужливости и подобострастию, представая перед окружающими без маски, растерянным и напуганным. Смена психических состояний этого человека не поддавалась никакому прогнозу, и достаточно часто его охватывало оцепенение, или под воздействием выползших наружу страхов он убегал, как мальчишка от встреченной на улице собаки. Американские психоаналитики в своем исследовании определили Гитлера как невротического психопата, которого преследуют постоянные фобии, а жизнь похожа на вечный фильм ужасов, просматриваемый в одиночестве.

Именно эти ужасы толкали Гитлера на действия, суть которых сводилась к тому, чтобы любой ценой обрести значимость в обществе и забыть о своей ущербности, непризнанности и связанном с нею удушающем ощущении неполноценности. Ведь не случайно он стремился стать то художником, то архитектором, то величал себя писателем. Это было не столько враньем, сколько попыткой фантазера навязать окружающему миру миф о своей значительности. Поэтому искусству убеждения он отводил доминирующую роль в своей жизни и в самом восхождении к власти, а по мнению специалистов, он не сошел с ума лишь в силу того, что сумел убедить окружающих, что он – гений и мессия.

Чтобы понять личность Гитлера, следует обратить особое внимание на его отношения с женщинами, ибо они являются отражением его общей психологической установки. Был ли в действительности фюрер развратником и извращенцем, остается большим вопросом. Подробное исследование немецкого журналиста Нерина Гана отношений нацистского вождя с противоположным полом, и особенно с Евой Браун, не только не содержит подобных утверждений, но даже лишено намеков такого плана. В то же время Мюллер-Хегеманн в исследовании психологии главного немецкого фашиста отмечает его «импотентность и крайнюю асоциальность». Другой исследователь, Макнайт, более осторожен в формулировках, называя импотенцию

Гитлера «предполагаемой», а мазохистские извращения «приписываемыми». В то же время Хлебников, ссылаясь на якобы имевшую место исповедь дочери сводной сестры Гели Раубаль, с которой Гитлер имел интимную связь, указывает на его «стойкий интерес к моче, фекалиям и слизи», а также на сексуальные предпочтения «урнинга (т. е. гомосексуалиста) и мазохиста». Многие авторы упоминают эпизод с киноактрисой Ренатой Мюллер, которую он вынуждал пинать себя обнаженного ногами в страстном порыве мазохистского акта. В этой связи представляется удивительным, что Ева Браун, воспитанная в духе строгих пуританских ценностей и религиозности, могла бы решиться на подобные сексуальные игры. Еще более невероятным кажется, что такое большое число женщин – а у Гитлера в итоге было немало любовниц – решилось на участие в извращениях. Впрочем, можно предположить достоверность этих данных, потому что Гитлер демонстрировал совершенно новую форму вовлечения в свое пространство: представая героем, он, как спрут, обволакивал понравившуюся женщину нежностью и обходительностью. Человек, который в юности страшился даже заговорить с девушкой, а во время Первой мировой войны был едва ли не единственным в своем подразделении, кто вообще не получал писем, вместе с властью обрел гипертрофированную потребность в женщинах. «Женщины любят героев. Герой дает женщине ощущение безопасности», – объяснял он доступность для себя представительниц противоположного пола, ведь сам он представлялся себе всесильным бойцом, идолом и пророком в одном лице. И ему верили…

Очень ценным для понимания внутреннего мира Гитлера представляется предположение Эриха Фромма о том, что «с женщинами, стоявшими ниже его, сексуальные отношения складывались по анально-садистскому типу, а с женщинами, вызывавшими его восхищение, – по мазохистскому». Независимо от сексуальных предпочтений ключевой составляющей отношений Гитлера с женщинами являлся их социальный фактор. Скорее всего, не заводивший никаких романов до своего утверждения в НСДАП Гитлер не мог не чувствовать своей ущербности как мужчина. Его желаниям мало способствовали полунищенское существование и неясный социальный статус. Когда же он достиг влияния и власти, его зажигательная сексуальность и жажда страсти вместе с вулканическим потоком энергии убеждения вырвались наружу. Женщины не могли не чувствовать эту притягательную жизненную силу, томившуюся в течение долгих лет, как в темнице, внутри его ущемленного естества, и потому многие из них откликались на эти импульсы, завораживающие их вместе с ощущением близости к беспредельной власти, внешними атрибутами мужского превосходства и непременной галантностью, на которую не скупился лидер нацистов.

Вполне можно сделать предположение, что восприятие Гитлером женщин как бы раздваивалось. Для него существовали две категории женщин: первые ему были необходимы для получения сексуального наслаждения, вторые – для доказательства своего величия, как обрамление некоего геройского действа и победоносного шествия.

К первым относились такие женщины, как Хенни Гофман, Гели Раубаль, Ева Браун или Юнити Митфорд, и их главными качествами были собачья преданность, покладистость и готовность удовлетворять любые желания фюрера. Для них он был всесильным и имел статус бога, а сексуальное наслаждение имело больше оттенков властвования, обладания, слишком мало напоминая любовь. В жизни Гитлер относился к ним пренебрежительно, лишь изредка допуская к полуофициальным мероприятиям, и то исключительно для собственного удовольствия. Заставляя их восхищаться своим победным шествием по миру, он как бы авансировал еще больший уровень власти над ними, становясь их хозяином и распорядителем в интимной жизни. Он пренебрежительно относился к своим сексуальным пассиям, нередко искусственно возбуждая в них ревность, провоцируя нервные потрясения и стрессы. Гели Раубаль покончила с собой, не выдержав оков золотой клетки. После двух выстрелов в голову ушла из жизни и англичанка Юнити Митфорд. За два года до окончания войны выбросилась из окна еще одна страстная почитательница фюрера – Инге Лей. Пыталась повеситься и Мария Рейтер – юная любовница Гитлера периода восхождения к власти. Несколько покушений на собственную жизнь осуществляла и Ева Браун, пытаясь привлечь внимание того, кого она обожествляла. Со временем именно она стала единственной приближенной фавориткой, и Гитлер даже изменил ее статус – диктатора покорила невероятная, фанатическая преданность этой глуповатой и весьма примитивной женщины. Он был слишком одинок, его настолько преследовали фобии, что ночь в одиночестве становилась мучением, поэтому после многолетних проверок Евы на верность он согласился впустить в свою духовную пустыню немного человеческого тепла. Ева Браун стала женой Гитлера потому, что сама согласилась на смерть с тем, кого считала мистическим воплощением зла. Он же, уже разрушенный до основания духовно и физически, решился осуществить акт бракосочетания за день до смерти, ибо все его зло, вместе с актом смерти, было задумано им как великий фарс и позерство, призванные запечатлеть жаждущую признания фигуру в истории. Если бы Третьему рейху не угрожала опасность, Еве пришлось бы довольствоваться вечной ролью домашней собаки Герострата XX века.