Александр Шокин - Министр невероятной промышленности

Первый же день войны коренным образом изменил деятельность отрасли. 22 июня 1941 года заместитель председателя Совнаркома Н. А. Вознесенский поставил задачу перед наркомами оборонных отраслей промышленности: в течение суток разработать планы максимального увеличения производства вооружений. По мобилизационному плану многие судостроительные заводы должны были в механических цехах производить корпуса бомб, гранат и т. п. Во исполнение этого плана нарком судостроительной промышленности И. И. Носенко своим приказом назначил А.И. Шокина Особым Уполномоченным Наркома по изготовлению боеприпасов на московских заводах?? 205, 251, 252 и 192 и в НИИ-10.

Очередную новую для себя область техники Александр Иванович осваивал вместе с заводами, ранее также не имевшими дела с боеприпасами. Но при его инженерном опыте, энергичном руководстве и организаторском таланте дело пошло, и вскоре, продолжая выпуск основной продукции, судпромовские заводы освоили производство боеприпасов новейших видов: 20 мм бронебойно-зажигательных и осколочно-термитных снарядов, а также модернизированных универсальных запалов "МУВ" для мин. Особенно сложно было с последними. Чтобы обеспечить их массовое изготовление, потребовалось провести большое количество технологических усовершенствований для снижения трудоемкости и расхода материалов. Производственные мощности НИИ-10 также были полностью загружены серийной продукцией: телефугасами, пеленгаторами радиостанций, шоринофонами.4 Кстати, телефугасы (относившиеся к технике особой секретности), как сегодня известно, применялись в оставленных нашими войсками Киеве, Харькове, в боях под Ленинградом.

Среди освоенных на московских судпромовских заводах изделий были также и некоторые основные детали реактивных снарядов М-8 и М-13 для новых секретных боевых машин, производство которых разворачивалось на "Компрессоре" под руководством главного конструктора завода В. П. Бармина. Головным предприятием по производству реактивных снарядов стал завод им. Владимира Ильича (б. Михельсона).

К началу войны было изготовлено только шесть опытных "машин Костикова", как их называли в 1941 г.

На восьмой день войны Бармина вызвал к себе нарком общего машиностроения Петр Иванович Паршин и приказал, забыв все, что делалось на заводе до сих пор, организовывать выпуск реактивных установок. Документация, поступившая на "Компрессор" из НИИ-3, где они создавались, никак не учитывала реальных возможностей производства. Для выпуска большой серии пришлось все переделывать, но уже в августе 1941 года завод "Компрессор" отправил на фронт первые БМ-13, а в сентябре было смонтировано 36 боевых установок.

Картина воспоминаний Бармина скорее всего весьма схожа с тем, что происходило на заводах Судпрома с деталями снарядов, да и на других. По свидетельству директора "Компрессора" И. А. Дорожкина первым залогом удачи в быстром решении сложной задачи организации серийного производства совершенно нового вида оружия было кооперирование около пятидесяти предприятий Москвы и Московской области. Был здесь также, может быть и небольшой, вклад А.И.

С начала войны главный инженер главка находился на работе практически безвыходно. При воздушных тревогах, как и все, принимал активное участие в работе МПВО, бегал на чердаки и на крыши тушить зажигалки. "Самолеты гудят, прожекторы светят, зенитки стреляют, осколки по крыше стучат, того и гляди в голову попадут, а все стоят и смотрят", — так довольно иронично вспоминал он спустя годы эти эпизоды. Как и все записывался в ополчение, но, естественно, его туда не пустили.

Вскоре началась эвакуация предприятий главка. Ленинградский НИИ-49 эвакуировали в Свердловск, часть его оборудования перевезли в Москву, но и в Ленинграде оставался филиал института. НИИ-10 перевели в Сталинград, а затем тоже в Свердловск. В Москве продолжал работу его филиал. В декабре 1941 года в Свердловске оба института объединили, присвоив общее наименование НИИ-10. В августе 1942 года НИИ-10 реэвакуировали в Москву, а позже восстановили и НИИ-49 в Ленинграде. Вместе с заводскими эшелонами отправились в теплушке в эвакуацию сначала в Горький, потом дальше на восток в Сталинск-Кузнецкий жена с грудной дочерью.

Из Москвы были эвакуированы все шесть предприятий Наркомсудпрома. По состоянию на ноябрь 1941 года согласно Отчету заместителя председателя Совета по эвакуации при СНК СССР А. Н. Косыгина эвакуация их оборудования в основном была закончена. Было вывезено до 3200 единиц оборудования, 3665 т цветных металлов, 177 т кабельных изделий, 2299 т черных металлов и 4450 человек кадров. Оставалось вывезти небольшое число людей, материалов и металлоконструкций, для чего требовалось еще 140 вагонов. Часть оборудования заводов 192 и 205 (около 100 станков) была оставлена для работы по обеспечению нужд фронта.

А.И. находился в Москве до последнего момента, когда 15 октября поступил приказ на эвакуацию наркомата и ему самому. Вспоминая эти дни, он не принимал разговоров о панике в Москве, считая, что ее просто не было, а была эвакуация по приказу. Постоянно находясь на работе, он просто не мог быть очевидцем уличных событий. Но при выезде из Москвы и ему пришлось натерпеться. 17 октября А.И. с товарищами выехал на автомашине из Москвы по единственной остававшейся дороге на Горький. На шоссе Энтузиастов машина была остановлена толпой. Какой-то матрос (и откуда он взялся?) с криком: "Не дадим начальству драпать!" — пытался открыть дверь машины и вытащить его со спутниками наружу. Вооруженному пистолетом А.И. со товарищи удалось запереться, отбиться и поехать дальше.

В конце концов они добрались до Горького, который тоже бомбили. А.И. врезалась в память картина бомбежки моста через Волгу, когда по заходившим на мост немецким бомбардировщикам стреляли зенитки с берега и с речных военных кораблей.

Дальнейший свой путь он решил проложить через находящееся за Горьким село Сухо-Безводное, где должна была быть семья. Тут произошел случай сродни рассказу Чехова "Пересолил". Дорогу путники не знали, да ее почти и не было. Взяли проводника — местного мужичка, — на все вопросы отвечавшего: "Знамо — ведомо". Под эту присказку машина заехала в такой темный лес и в такое бездорожье, что проводника стали подозревать в злом умысле. Под угрозой пистолета, вытащенного горячим А.И., он со страху отвечал на все вопросы все то же "знамо-ведомо", а в конце концов сбежал. Этот эпизод долго входил в репертуар лучших устных рассказов А.И.

Доехал ли А.И. в Сухо-Безводное с этим лихим проводником, сегодня неизвестно, но далее его путь лежал в Петропавловск, Свердловск и Сталинск-Кузнецкий. В Петропавловске главному инженеру главка нужно было начинать стройку для размещения эвакуированных предприятий Судпрома. На строительство пригнали казахов, не понимавших, или делавших вид, что не понимают, по-русски. А.И. подошел к десятке сидевших кружком строителей и стал объяснять задачу по переноске кирпичей. Реакции на его слова не было никакой. Не помогали ни ругань, ни угрозы, ни потрясание пистолетом. Сначала молодой начальник несколько растерялся, не зная, что же еще нужно предпринять, но, приглядевшись к группе, заметил, что все они смотрят на самого старого и строго следуют его указаниям. Тогда А.И. всеми описанными способами стал объяснять, что нужно делать, уже одному этому старцу, потом дал ему в руки кирпич и отвел к нужному месту. Вся команда повторила действия своего предводителя, и таким образом переноска кирпичей началась. Чтобы увеличить производительность труда, А.И. сам нагрузил старейшину десятью (ну, может, и поменьше) кирпичами — и все другие стали носить помногу кирпичей. Работа пошла. . В Петропавловске он подхватил дизентерию. Болеть было некогда, лекарств не было, лечиться пришлось только голодом и чаем, и последствия болезни остались на всю жизнь.