Академия исторических наук - От солдата до генерала: воспоминания о войне

В общем — везло и, хотя ранений не было, в госпитале я побывал. Эпидемии желтухи в Афганистане проходили, как правило, осенью. Людей косило массово. 25 октября 1988 г. заболел и я. Попал в Баграмский госпиталь. В госпиталях под каждую болезнь был свой модуль, но меня поместили в модуль для больных тифом, поскольку для больных гепатитом был уже переполнен. Мне повезло, потому что я был в палате, но так как больные все продолжали поступать, их располагали прямо на матрасах в коридоре. Прямо там ставили капельницы, кололи лекарства. Десять дней я отлежал в госпитале, на одиннадцатый с утра поставили последнюю капельницу, меня — на броню, и я снова был в полку с предписанием диетического питания, режима и так далее. Но какой уж тут режим да диетическое питание!

Это было как раз 7 ноября, в день Октябрьской революции. В полку на праздник решили устроить различные турниры, в том числе шахматный. Шахматам я научился, наблюдая за игрой взрослых мужчин, в старшей группе детского сада. От чего бы и не поучаствовать? К тому же призом за первое и второе место был набор продуктов: колбаса, сгущёнка, печенье и конфеты. Другими словами, стимул огромный. Участников было очень много, но так как играли по принципу: проиграл-выбыл, к полудню осталось четыре человека: два офицера, один вольнонаёмный и я.

Сначала я обыграл вольнонаёмного и уже с уверенностью, что сегодня будет пир, продолжал играть за первое место с майором-медиком. И вдруг произошёл разрыв снаряда. Осколком, «прошившем» фанерные стены модуля, ранило нескольких человек, наблюдавших за нашей игрой. Партия осталась незаконченной, праздник был испорчен.

Обстрел продолжался до ночи. «Духи» вели огонь с минометов, стреляли фугасными и фосфорными минами. Фосфорные мины опасны тем, что их невозможно потушить. Ногами и подручными средствами, «зажигалки» отбрасывались подальше от казармы. Потом, в темноте, сапоги ярко светились. Множество светящихся ног, снующих среди всполохов огня и грохота разрывов, со стороны выглядело как дискотека — «убойная» дискотека! Но об опасности никто и не думал, каждый выполнял свою чётко поставленную задачу. Следующие несколько ночей пришлось ночевать в окопах, вырубленных в горе, где одеялом служил — бронежилет, а подушкой — каска.

Сослуживцы старались привезти из Афганистана домой сувениры, небольшие подарки. Платок матери, электронные часы или браслет — отцу. Единственное, что мне удалось привезти оттуда — письма. Письма родных и друзей, весточки от которых, были счастливейшим событием и ожидались с особым нетерпением. Только сейчас, спустя 20 лет, понимаешь, какую ценность удалось сохранить. Ведь именно письма связывали с родителями, сестрой и близкими людьми, давали ни с чем не сравнимый всплеск радостных эмоций и навевали грусть и тоску по дому. Именно эти «заряженные» прямоугольники побуждали жить и бороться с трудностями и невзгодами!

Врезался в память один эпизод, связанный с моим другом Леонидом Лозовенко. Мы были одного возраста, но он уже был женат, когда его призвали, и жена его была беременна. И первым делом после рождения девочки жена прислала ему листочек, на котором была обведена маленькая ручка его дочки. И я видел, как слезы капали у него, когда он смотрел на этот листок и понимал, что он все готов отдать, за возможность хоть на миг прикоснуться, обнять ее. В подобные моменты приходит понимание всей хрупкости этого мира и осознание того, что всё это может просто оборваться на полуслове. Начинаешь очень остро ощущать ценность семьи и продолжения рода.

Даже спустя годы, перечитывая письма матери, с пожеланиями скорейшего возвращения домой и словами «Живем ожиданием твоих писем», ощущаешь переживания и тревогу, которыми они пронизаны. Каждое мое письмо нумеровалось, и велась подробная статистика их прихода. Трудно было объяснить, что даже когда выпадала свободная минута, и появлялся настрой, писать было просто не на чем! Поэтому, среди присланных мною писем, немало таких, которые написаны на клочках бумаги или старых «боевых листках».

А мой дядя, командир подводной лодки, Ю. В. Сохацкий, узнав, где я служу, посвятил мне и моим товарищам стихотворение «Письмо солдату»:

Письма позволяют заглянуть в прошлое, увидеть, о чем ты думал и размышлял, находясь там. В этом плане интересно письмо, которое я написал бабушке за две недели до моего 20-летия: «У нас здесь все по-прежнему, 50-ти градусная жара стала проходить, лето подходит к концу. Когда наш полк будет в Союзе — вопрос неопределенный, т. к. дорога Хайратон

— Кабул, считай, охраняется всего двумя полками: нашим и ДИГБ с Кабула. Сейчас, когда часть войск вывели, «духи» передислоцировались в зону ответственности наших полков и сейчас их здесь около трех тысяч человек. На наших пока не нападают, зато громят и вырезают посты и заставы «царандоя» и «хатовцев» (их аналог КГБ), пускают под откос их колонны с продовольствием и стройматериалами. Чем все это кончится, не знаю, но, похоже, наш вывод задержится до зимы. Сейчас готовим часть техники, имущество, жилые помещения к передаче Народной армии.

Хотя тут никакого толку не будет, и эта искусственная революция пойдет крахом. Для нас же эта война — бессмысленная трата тысяч жизней и миллионов рублей!»

Командир ремроты, старший лейтенант Кошелев В.Ю., оказался очень порядочным и мудрым человеком, постоянно заботился и обучал нас правилам самосохранения. «Как правило, люди гибнут в первые три месяца службы и — в последние. Сначала потому, что ничего не знают, в конце — потому, что полагают, что уже все знают!» — учил он нас. В конце любого инструктажа, он всегда повторял поговорку: «Спасение утопающих — дело рук самих утопающих». При нем в нашей роте не было ни одной потери.