Элина Быстрицкая - Встречи под звездой надежды

— Михаил Александрович, как вы так можете, что вы делаете с писателем Шолоховым?

Я не сдерживалась, ибо на моих глазах происходило что-то вроде растянутого во времени самоубийства.

— Замолчи! — глухо ответил он. — Ты думаешь, я не знаю, что выше «Тихого Дона» я ничего не написал?

Он так и сказал — не «лучше», а «выше»…

Из этой фразы (конечно, это была откровенность под влиянием выпитого) я поняла, что он страдал всю жизнь, и его достоинство ущемлялось разборками: «он» не «он» и тому подобными. Горевал, как любой человек горевал бы на его месте! Вот это я запомнила. Больше мне не пришлось с ним никогда общаться, но по-человечески, так я думаю, он и горевал, и выпивал потому, что больно ему было.

Ну, а остальное, в частности то, что он с Н. С. Хрущевым был в родстве, — это все разговоры, досужие вымыслы. Так и про меня говорили, что я замужем за генералом… Но если по поводу сплетен вокруг себя я могу лишь улыбаться, то за Михаила Александровича мне было очень обидно — человек огромного таланта сгорал на глазах у всех. Такие вот дела…

Я вспоминаю период съемок «Тихого Дона» как самую замечательную школу в своей жизни. Хотя время было очень тяжелое — и для меня лично, и для страны.

Когда я начала съемки, мне было двадцать восемь лет, а закончила — уже тридцать. Всего лишь два года… Но какие! В 1958 году все завершилось, а у меня было такое чувство, что я подошла к вершине.

Но я не думала, что достигла в своем творчестве кульминации, не собиралась останавливаться.

Выход фильма «Тихий Дон» стал большим событием для миллионов зрителей. У касс кинотеатров выстраивались длинные очереди, фильм сразу же вышел на зарубежные экраны. Фраза «А поутру она проснулась знаменитой» ко мне не имела отношения. Вообще я считаю подобные утверждения несусветной глупостью. Должно пройти какое-то время после даже великолепно проделанной работы, прежде чем актрису станут узнавать в лицо, ею заинтересуются пресса и общественность.

А я после премьеры проснулась довольно поздно — длительный просмотр, выходы, аплодисменты, цветы, скромный банкет… Был обычный день, и я уже не была больше Аксиньей. Нет, я не права: быть Аксиньей мне предстояло теперь всю оставшуюся жизнь. Закончились съемки, моя Аксинья пришла к людям уже не только со страниц знаменитого шолоховского романа, а и с экрана — живая, страстная, гордая, самобытно красивая.

В мае 1958 года мне позвонила одна моя близкая приятельница.

— Поздравляю! — сказала она.

— С чем? — Вроде никаких дат и событий в моей жизни в то время не было.

— Посмотри «Советскую культуру» за 15 мая…

Эта газета специальной анкетой подводила итоги кинематографического 1957 года. Один из вопросов был таким: «Какой из полнометражных художественных фильмов отечественного производства 1957 года вы считаете лучшим?» Анкета также предлагала назвать исполнителей лучших женской и мужской ролей. Пришло около 8000 ответов. Лучшим фильмом был назван «Тихий Дон» (1-я и 2-я серии).

Лучшей исполнительницей женской роли читатели назвали меня — за роль Аксиньи. Второе место заняла Руфина Нифонтова (роль Кати в «Сестрах»). Лучшим исполнителем мужской роли стал Петр Глебов. Между прочим, зрителям пришлось выбирать его из числа очень талантливых актеров — Николая Рыбникова («Высота»), Алексея Баталова («Летят журавли»), Леонида Харитонова («В добрый час») и других.

Эти годы были очень урожайными на хорошие фильмы, и зрителям было из чего выбирать.

После выхода фильма я подписалась на подборку вырезок, рецензий о нем — была тогда такая служба. Рецензий публиковалось много, и я в своей комнатке освободила пространство на полу, раскладывала их, читала. И никак не могла понять, почему критики меня упрекают то в отсутствии лиризма, то в нехватке драматизма. В каждой рецензии обязательно говорилось, чего мне не хватает. Но часто и «хвалили» так, что я долго не могла успокоиться. «Комсомольская правда», которую я со времени комсомольской юности очень уважала, вдруг разразилась тирадой: «Аксинья в исполнении актрисы Э. Быстрицкой поначалу кажется несколько инфантильной, городской. Слишком нежны и малы ее руки, слишком изящным движением наполняет она чайник, чтобы напиться из носика. Но по мере нарастания чувства Аксиньи к Григорию игра Быстрицкой входит в силу и убеждает зрителя. К сожалению, во второй серии образ Аксиньи перестает играть какую бы то ни было роль в развитии действия, и актрисе лишь остается информативно показывать состояние героини, что она и делает вполне профессионально».

Как говорится, понимай, как хочешь. Очень странно писали о роли Аксиньи «Известия»: «Беда в том, что в фильме трагедия Аксиньи не воспринимается как трагедия, порожденная средой, ее нелепыми предрассудками, тяжелым старым укладом жизни казачества. Все происходит как-то слишком просто: уехал муж в лагерь, и она стала встречаться с Григорием. Когда Пантелей Прокофьевич укоряет Аксинью в том, что «она шашлы заводит с парнем», и Аксинья в ответ кричит исступленно: «За всю жизнь за горькую отлюблю!.. А там хучь убейте! Мой Гришка! Мой!» — то зритель не понимает, почему ее жизнь горькая!»

Я никогда не видела автора этой большой по газетным размерам статьи. И, прочитав ее, не воспылала ненавистью к «критикессе». Просто она мне представилась существом, которое само никогда не любило. А может, все было гораздо проще — выполнялся социальный заказ.

После этого я года три не читала в прессе ничего о своей работе. Решила, что это меня не касается — мне играть, а кому-то писать. Рецензии, которые я цитирую в этой книге, появились в прессе в более позднее время, когда я к мнению критики стала относиться спокойнее.

Я, конечно, знала и помнила, что наш «Тихий Дон» был второй попыткой экранизации романа М. А. Шолохова. О. Преображенская и И. Правов на закате эпохи немого кино попытались снять фильм по первой книге романа. Аксинью играла великолепная Эмма Цесарская, Григория — Андрей Абрикосов. Центральной в этом фильме была любовная драма Аксиньи и Григория. Фильм вышел в свет в 1928 году, и на него сразу же обрушилась критика. Один из рецензентов дописался до полного идиотизма: «Если даже в романе Шолохова не показано, как Григорий становится революционером, то в картине это надо было сделать».

Э. Цесарская сыграла Аксинью замечательно! Я помню ее удивительную улыбку…

На одном из официальных приемов мы случайно оказались вместе: Михаил Александрович, Эмма Владимировна и я.

Мне показалось, что Цесарская смотрела на меня с легкой грустью: я была молодой, а ее время уходило…

А шолоховский Григорий Мелехов продолжает числиться одним из самых странных героев советской литературы: не революционер, не коммунист, не борец за правое дело…