Михаил Паджев - Через всю войну

- Вы меня не узнаете? - спросил мужчина.

- Нет, - ответил я, всматриваясь в его загорелое, мужественное лицо, - мы с вами где-то встречались?

- Да. Помните июль сорок первого года, заставу в Гусятине? Я бывший пограничник этой заставы Косинов Поликарп Лукьянович.

Косинов оказался в Москве проездом, времени у него было очень мало. Конечно, лица его я не помнил, слишком коротким было наше пребывание на гусятинской заставе, да и говорить тогда пришлось только с начальником, как теперь известно, лейтенантом Чиженковым. Но Поликарп Лукьянович запомнил меня и сейчас узнал. Живет он в селе Ново-Макарове на воронежской земле, работает кузнецом в колхозной мастерской, дважды награжден медалью "За трудовую доблесть". О заставе и о себе он поведал следующее:

- В пограничные войска меня призвали в 1937 году. Вначале я проходил службу на пограничной заставе в Гусятине. В октябре 1939 года меня перевели в 92-й пограничный отряд инструктором розыскной собаки на пограничную заставу в городе Перемышле. Я имел много задержаний нарушителей государственной границы В 1940 году у меня истек срок службы, но в воздухе, как говорится, пахло грозой. И вместе с другими пограничниками, подлежащими демобилизации, меня направили на усиление старой границы. Так снова оказался в Гусятине на 22-й пограничной заставе. Здесь и застала война. Через нашу заставу отходили части Красной Армии. К началу июля прошли все. Мы остались одни на старом рубеже. В одну из ночей начальник заставы лейтенант Чиженков выставил меня с одним пограничником часовыми у моста. Ночью мы услышали, как кто-то в темноте крадется к нам. Я окликнул неизвестных, в ответ раздались автоматные очереди. Мы также открыли огонь. Двое нападавших, одетых в гражданскую одежду, оказались убитыми. Это случилось как раз накануне того, как прошла через Гусятин ваша застава. Мы заняли оборону у моста. И когда гитлеровцы попытались с ходу прорваться через мост, встретили их дружным огнем. Образовалась пробка, и мы тут здорово лупили гитлеровских вояк. Пришлось им развертываться у реки. Как раз в это время на помощь заставе подошла какая-то армейская часть. Совместными усилиями мы несколько раз отбивали атаки фашистов. На второй день они обрушили на нас массированный огонь артиллерии, вызвали самолеты. Но и это не помогло. Тогда, нащупав брод, гитлеровцы стали переправляться через реку ниже по течению. Мы получили приказ отойти в направлении Винницы. В каком-то небольшом городке недалеко от Винницы сосредоточивался наш 22-й пограничный отряд. С гусятинской пограничной заставы нас было только трое: Хорун, Рожков и я. И снова были бои. В одном из них погиб Рожков. Мы оказались в окружении. Пробились к своим вместе с капитаном Дмитрием Поляковым. Потом меня зачислили старшиной роты в 97-й погранполк. В бою под Харьковом в 1942 году был тяжело контужен. Вот и все, - закончил Косинов.

Лейтенанта Чиженкова и младшего политрука Баранова Косинов видел в последний раз в бою у моста через Збруч. Не знал и я тогда, что навсегда расставался с этим мужественным человеком, вступившим со своей заставой в неравную схватку с врагом. Да если б и знал, что мог сделать? Мы тоже не отходили без приказа. А каждый выигранный у противника день, пусть даже ценою самопожертвования, способствовал организации отпора врагу на новых рубежах.

В местечке Ярмолинцы мы догнали пограничников, отходивших вместе со Скляром. Здесь, в саду или перелеске, бойцы пережидали дневную жару. Старшина Вершинин с поваром Михайловым варили на костре в больших, чугунах яйца.

- Откуда взяли столько яиц? - строго спросил я Вершинина, подозревая, что кто-то решился выпросить их у местных жителей.

Скляр объяснил, что разрешил вскрыть стоявший неподалеку магазин, который уже не принадлежал никому. В магазине ничего, кроме яиц, не оказалось. Вот и взяли их, чтобы накормить бойцов. Не пропадать же добру.

Почему-то именно в Ярмолинцах мне бросилось в глаза, как похудели, почернели, осунулись пограничники, как не походили они в своих просоленных, выжженных солнцем гимнастерках на тех беззаботных, веселых кавалеров, что кружились в последний предвоенный вечер во дворе заставы с кривскими и ивашковскими девчатами. Между прошлым и настоящим пролегла грань, которую уже нельзя было ничем стереть.

Снова в путь. Пограничники идут сосредоточенные, суровые. Дорога пролегает вблизи бывших укрепленных районов. Ни души. Черными пустыми глазницами смотрят бойницы железобетонных дотов. Не видно ни орудий, ни пулеметов, ни тех, кто должен был, одетый в камень и железо, держать здесь под обстрелом каждый метр земли.

- Куда же все делось? - заметил кто-то из бойцов, служивших здесь до 1939 года.

- Вот тебе и старая граница, а говорили - дальше отступать не будем.

Сержант Смолянец успокаивает:

- Проскуров тоже старая граница. Может, там занята оборона.

Мы шли с политруком молча, не вмешиваясь в неожиданно вспыхнувший разговор. Полтора года назад, когда мы служили на старой границе, она казалась нам неприступной крепостью. Бойцы и командиры бывали в подразделениях укрепрайонов и многое видели своими глазами. Теперь ничего этого не было. После того как граница передвинулась на запад, укрепленные районы были демонтированы и законсервированы в связи со строительством их на новой границе. Вслед за вероломным вторжением гитлеровских войск старые укрепрайоны стали спешно приводиться в боевое состояние, но достигнуть былой их мощи, к сожалению, не удалось.

- Да, - сказал я Скляру, - картина невеселая, но надо подбодрить людей. Может, мы чего-то не знаем. Скляр пошел вдоль колонны.

- Что приуныли, орлы? - послышался его голос. - Доты пусты - не беда, был бы боевой дух крепок. А ну вспомним, как мы дрались у границы! Кто драпал: мы или они?

Темнело. Где-то на северо-востоке небо озаряли вспышки широких молний. Противник опять что-то бомбил. Но гул взрывов до нас не доходил. Слышался лишь скрип песка под колесами наших повозок да приглушенный разговор политрука с бойцами.

К 7 июля большинство подразделений отряда сосредоточилось в районе железнодорожной станции Проскуров. Предполагалось из Проскурова отряд перебросить железнодорожным транспортом через Староконстантинов на Казатин. Однако к этому времени немцы подошли к Бердичеву. Находившийся в Проскурове начальник штаба Украинского пограничного округа полковник Рогатин изменил первоначальный план и приказал отходить через Жмеринку, Винницу и Казатин до города Сквиры. Те, кто успел погрузиться в эшелоны, направлялись туда по железной дороге, другие, главным образом штаб отряда и штабные подразделения, перебрасывались автотранспортом. Отдельные заставы, для которых машин не хватило, шли в пункт сосредоточения проселочными дорогами.