Михаил Паджев - Через всю войну

На одном из привалов это сообщение было доведено до бойцов. Свое выступление политрук Гончаров закончил словами:

- Ну вот, товарищи, наступил и на нашей улице праздник!

Это была долгожданная и радостная победа всего советского народа. Это была радостная весть и для всех свободолюбивых народов мира, которым стало ясно, что отныне во всей второй мировой войне наступает крутой поворот, который приведет к неизбежному краху гитлеровской Германии и ее союзников. 5 февраля 1943 года американская газета "Нью-Йорк геральд трибюн" поместила такое сообщение: "Разгром под Сталинградом напоминает о неизбежной гибели Гитлера и его армии, которая испытала под Сталинградом самую большую катастрофу, какая когда-либо обрушивалась на германскую армию с тех пор, как существует Германия. Эпическая битва за Сталинград закончилась. Она означает, что гитлеровцы уже перевалили за вершину своего могущества и отныне начинается их падение, на которое они обречены. Доблестный подвиг русской армии будет жить в веках".

Пограничники обсуждали катастрофу немецких армий под Сталинградом с нескрываемым восторгом.

- Ну, все, - авторитетно высказался всеми уважаемый на заставе пограничник Пятунин, - теперь немцам крышка.

- Да, главное нынче не останавливаться, - поддержали его, - гнать их к самой границе без отдыха. Бить фашистских гадов без передышки.

- А ведь дойдем, братцы, и до Берлина, - добавил рядовой Дорохов, до войны строивший метро в Киеве, - ей-ей, дойдем, помяните мое слово.

- Тоже пророк, - засмеялся пограничник Вакуленко, - Америку открыл. Ясное дело - дойдем. Я про это еще в июне сорок первого загадал, как только война началась. Ну, думаю, ни в жизнь бы мне не попасть в Берлин, а теперь попаду.

Хотя и были мы в тылу

Войска Воронежского фронта, развивая стремительно наступление, 13 февраля 1943 года освободили город Обоянь, а 16 февраля - Харьков. Части 6-й армии успешно продвигались на запад. Первая застава 92-го пограничного полка находилась на самом правом фланге армейской полосы. Неожиданно мы получили распоряжение срочно прибыть на командный пункт полка в село Черкесско-Лозовая, что в десяти километрах севернее Харькова.

Трудно сказать, чем вызывалось такое приближение первой заставы к штабу. Все это время мы, как правило, находились на значительном удалении даже от командования батальона. А тут вдруг вызов в штаб полка. Известно было, в период наступления объем выполняемых нами задач увеличивался. В составе дивизий прорыва, например, начинали действовать оперативные группы полка. Они создавались для захвата документов разведывательных и контрразведывательных органов врага, личного состава разведшкол, выполнения других специальных заданий и входили в города с передовыми наступающими подразделениями. Не предстояло ли заставе стать подобной оперативной группой? Так, строя различные предположения, я шел вместе с бойцами через села и перелески теми же дорогами, по которым отходил в сентябре 1941 года.

В один из дней мы оказались в маленькой деревушке. Она мне запомнилась еще во время нашего отхода с границы. И тогда военный вихрь обошел деревню стороной, и сейчас село миновали бомбежки и артиллерийские обстрелы. Только вот новый оккупационный порядок не миновал. Около двух лет глумилась, лютовала фашистская администрация над селянами. Едва застава расположилась на привал, как бойцов тут же окружили люди. Они заглядывали солдатам в лица, словно не веря, что пришло освобождение. Стали рассказывать об угнанных в Германию, о том, как обирали их дочиста гитлеровские оккупанты. Оказалось, что все села были обложены налогами, нужно было сдать столько-то мяса, шерсти, яиц, хлеба. Налог был введен даже на кошек и собак.

- Хуже, чем при царе или при помещике, было, - жаловались сельчане. - При помещике-то хоть не все отбирали, а тут как саранча: то дай, то положь, а нет - разговор короткий, изобьют или угонят на чужбину, а то и расстреляют.

Не было конца расспросам. Как-то живут сейчас люди на советской территории? Какие вышли новые законы да положения? Есть ли льготы или помощь тем семьям, у которых отцы или сыновья на фронте? Мы отвечали, что знали. И видели, как светлеют лица людей, как начинают они улыбаться, словно рождались заново. Приходила вера, что ненавистных захватчиков разобьют, а в их села вернется Советская власть. Своя, народная власть, которая уж никого не даст в обиду.

Жители села трогали руками полы наших добротных полушубков и с крестьянской обстоятельностью оценивали их, радуясь тому, что так тепло одеты советские бойцы.

- В такой-то шубе и валенках никакой мороз не страшен. А нам-то два года кричало фашистское радио, что Красная Армия раздета и разута да еще что остались в ней одни старики.

Бойцы отвечали:

- Сами видите, как мы одеты и обуты. "Старики", правда, среди нас есть. Однако молодых большинство.

Было замечено сельчанами, что в основном молоды призванные в армию бойцы и что выглядят они хорошо, здоровы, жизнерадостны, готовы бить "германцев" до конца.

В начале января 1943 года в Красной Армии произошел переход на новую форму одежды. Были введены новые знаки различия, погоны. Это было сделано в духе лучших традиций русской армии. Сельчане, помнившие старую форму, удивлялись и с любопытством смотрели на наши погоны. Один старичок, долго набиравшийся храбрости, подступил ко мне вплотную и, покашляв в кулак, спросил:

- А как же теперича вас величать? Ну, их-то, - он кивнул на бойцов, видать, как было в старой армии, солдатами. А вас - господин поручик, что ли?

Я улыбнулся:

- Форма, отец, существа не изменила. Были товарищи и товарищами остались. Вот он, - я указал на Гончарова, - политрук заставы, лейтенант, а я, ее командир, старший лейтенант.

Провожали нас тепло. Горячо напутствовали не давать покою "супостатам", мстить им за поруганную землю, непременно дойти до Берлина и тогда только возвращаться домой.

Подобные встречи были у нас еще не раз. Но чаще вместо сел и деревень мы видели пепелища, скелеты печей или вызывавшие жуткую тоску торчавшие над землей трубы. По развалинам бродили одичавшие кошки и собаки. Иногда вдруг из заснеженных обломков в какой-нибудь деревне поднималась крышка и из чернеющей дыры показывалась голова человека - старика, ребенка или женщины. Бойцы развязывали вещевые мешки и отдавали свою пайку изголодавшимся людям. После таких встреч солдаты обычно становились хмурыми, неразговорчивыми. Ведь у многих из них по ту сторону Днепра где-то так же жили под фашистским сапогом семьи.

Помню, мы решили заночевать в одном селе. Посмотрел я на карту - 280 дворов. Пришли - три разрушенных дома. От остальных ничего не осталось. Спалили гитлеровцы деревню дотла. Ни одного человека не отыскали мы. Так и не узнали, какая трагедия случилась в селе.