Александр Махов - Рафаэль

— Для чего ты это делаешь? — спросил любознательный Рафаэль.

— А вот смотри сам, — предложил тот, показывая. — Стоит мне провести кистью по волосам, словно почёсывая голову, как раздаётся лёгкий треск, после чего золото так и прилипает к кисти и тогда намного сподручнее работать.

Рафаэль мог, не отрываясь, часами смотреть, как подмастерья шлифовали поверхности досок для картин, пропитывая их специальным лаком. Колдуя над досками, они производили какие-то манипуляции и втирания. Позже отец ему показал и пояснил, для чего и как всё это делается.

Особенно полезным для него было общение в мастерской с одним из молодых парней, к которому никто не обращался по имени Джироламо, а все звали «неряхой», обыгрывая его необычную для здешних мест фамилию Дженга, означающую на тосканском диалекте «неопрятную женщину». Парень был сыном пономаря одной из местных церквей и в отличие от товарищей по цеху всегда выглядел опрятно, содержа в чистоте свои кисти и другой рабочий инструмент. Даже фартук на нём на удивление не был испачкан краской, как у остальных мастеровых. Ему было лет семнадцать, и он дорожил недавно полученным званием подмастерья, проявляя в работе завидное усердие. Не в пример другим Рафаэль обращался к нему только по имени, за что тот относился к нему по-товарищески и при случае всегда готов был пособить, если что-то у мальчика не получалось.

Подмастерья привыкли видеть у себя хозяйского сына и ни в чём ему не отказывали. Они даже часто подкармливали его, поскольку на хозяйской кухне не прекращалась война между тётками и Бернардиной, одержимой борьбой за чистоту и порядок, и мальчик то и дело оставался голодным. Он поражал их своей любознательностью, усидчивостью и мог часами сидеть за любимым занятием, вооружившись цветными мелками и карандашами. Обычно Рафаэль рисовал что-нибудь своё или пытался копировать приглянувшуюся деталь на картине, стоявшую у кого-то из подмастерьев на мольберте. Однажды один из шутников неожиданно перевернул стоявшую перед ним картину тыльной стороной. Желая поддеть мальца, он предложил не без издёвки:

— А теперь, юное дарование, напряги-ка свою хвалёную память и постарайся повторить увиденное. Когда перед глазами стоит картина, копировать — дело нехитрое!

Приняв вызов, Рафаэль без особого усилия воспроизвёл в рисунке только что увиденное, не прибегая, как это делали остальные ученики, к разлиновке листа на квадраты для более точной передачи изображения. Подмастерья были поражены его удивительной зрительной памятью. После того случая ни у кого из шутников больше не появлялось желание подвергать его экзамену.

Узнав об устроенной в мастерской проверке, Джованни Санти попросил показать ему тот самый рисунок и похвалил сына за точность.

— Постоянно тренируй память, — сказал он, держа в руке листок с рисунком. — Она развивает воображение и фантазию, а без них не может существовать никакое искусство.

О курьёзном случае в мастерской узнали и тётки. Они с гордостью рассказывали соседям, как их племянник утёр нос насмешникам мастеровым. Маргарита и Санта стали вдруг живо интересоваться делами на первом этаже, узнавая новости от молчуна Пьяндимелето. Их главной заботой было подкормить сиротку-племянника и следить за чистотой его одежды и обуви.

Найдя как-то в папке рисунки отца к давнишней его работе «Благовещение», Рафаэль решил слегка поправить и чётче прорисовать пальцы рук архангела Гавриила, держащего лилии, придав жёстким контурам плавность и подчеркнув объёмность фигур. Когда Джованни Санти увидел работу сына, она потрясла его. Прежний его рисунок изменился до неузнаваемости, хотя руку к нему приложил девятилетний мальчик. Он давно понял чутьём художника, какие необыкновенные задатки заложены в сыне, и по мере сил умело их развивал и направлял. Как же он радовался, сознавая, что Рафаэль унаследовал его пристрастие к живописи!

Обычно Джованни Санти брал в руки палитру и для наглядности наносил на неё поочерёдно различные краски, показывая любознательному сыну, какими животворными свойствами обладают охра, умбра, кадмий, кармин, ляпис-лазурь, киноварь…

— А теперь смотри, как они, соприкасаясь, взаимодействуют друг с другом, порождая неожиданно новые оттенки. Всё зависит от количества пигмента, размешанного на льняном, а ещё лучше на масле, выжатом из маковых зёрен.

Рафаэль с удивлением смотрел, как прямо на глазах краски обретают то светлый, то насыщенно густой тон. Он с интересом следил за каждым движением рук отца и старался не пропустить ни слова.

— Не всякий художник, — продолжал рассказывать отец, — может позволить себе роскошь использовать ляпис-лазурь, когда расписывает небесный свод или хитон Мадонны.

Он бережно ваял, как драгоценность, баночку с дорогой краской, привезённой из заморских стран, а потому и требующей рачительного с ней обращения.

— Запомни раз и навсегда: краски не любят небрежного к ним отношения. Если будешь дорожить ими, они тебя вознаградят сторицей.

Рафаэль слушал отца как заворожённый, приходя в восторг, когда поверх тонкого слоя свинцовых белил тот проводил кистью и краски прямо на глазах начинали вдруг сверкать на свету и переливаться. Это было подлинное чудо, и ему самому так хотелось сотворить нечто подобное. Когда подмастерья гурьбой отправлялись в трактир, он любил в тиши повозиться с красками, стараясь понять их взаимодействие, постоянно рисуя что-то своё, подсказанное детской фантазией.

В свободное время Джованни Санти брал в руки потрёпанную «Книгу о живописи», написанную Ченнини, и зачитывал сыну отдельные страницы с практическими советами для работы с темперой. Автор книги подробно объяснял, как сперва бурой синопией намечается предварительный рисунок, а затем краски быстрыми мазками наносятся на свежую штукатурку стены, поверхность которой должна быть гладкой, как яичная скорлупа. Рафаэль легко усваивал услышанное, поскольку книга была написана не на учёной латыни, а на обычном vulgo , разговорном языке.

— Во времена, когда жил старина Ченнини, — пояснил отец, — о живописи маслом ничего не было известно. Он был учеником одного мастера, работавшего с великим Джотто. Но и сегодня советы Ченнино Ченнини не утратили своей пользы для желающих овладеть азами мастерства.

Для пущей наглядности он сводил Рафаэля в находившуюся неподалёку часовню или Oratorio Иоанна Крестителя, где на конкретном примере показал, сколь сложна техника фресковой живописи. Она требует необходимых навыков и знаний. В начале века эта часовня была расписана местными мастерами братьями Лоренцо и Якопо Салимбени и стала достопримечательностью Урбино как яркий пример позднеготической живописи. Сцены из жизни Крестителя до сих пор поражают тонкостью письма и завораживающим свечением красок. Как пояснил отец, такой эффект светоносности достигается нанесением на изображение лака особого приготовления, называемого sandracca .