Леонид Млечин - Брежнев. Разочарование России

Сегодня “Северная правда” отправила своих представителей в магазин, чтобы получить мясо (по килограмму на работника). Именно так “дают” мясо трудовым коллективам.

В магазине же сказали, берите тушу и рубите сами. Редакционные женщины возмутились и ушли. После телефонных переговоров с начальством мясо обещано завтра: и разрубленное, и высшего сорта. Сегодня жена Камазакова, член областного суда, целый день рубила мясо. Этому “коллективу” мясо выдали тушей…»

И вот запись Игоря Дедкова, которая буквально берет за душу:

«Вечером ходил в магазин за хлебом и чаем. Впереди меня выкладывал из сумки свои покупки мужчина лет пятидесяти трех-четырех: пачку вермишели, буханку черного хлеба, два куска сыра, две банки рыбных консервов (ставрида) и четыре плавленых сырка — “разные”, сказал он кассирше, то есть разных сортов.

И я как-то неожиданно для себя всмотрелся в это богатство рабочего пожилого человека, пришедшего в магазин после работы, и слезы прихлынули к глазам от простой и ясной мысли: это же он после получки пришел и купил, что мог, получше, и потому сырков этих плавленых разных набрал и консервов, и сыра — другого ничего не было. Ах, не о сытости я болею, не о пище, о другом — о справедливости и равных человеческих возможностях…»

Вложение средств в сельское хозяйство не приносило результата. Огромные стройки растягивались надолго и стоили значительно дороже, чем предусматривалось. Военные расходы стали непосильными.

«По глубине милитаризации, — пишет Валентин Михайлович Фалин, посол в ФРГ, затем первый заместитель заведующего отделом международной информации ЦК партии, — советская экономика не знала равных среди крупных стран. С середины 70-х гг. я при каждом удобном и неудобном случае повторял, что мы ведем гонку вооружений не против Соединенных Штатов, а против самих себя… Друзья помнят мой своеобразный счет: танк — минус сельская школа, бомбардировщик — непостроенный госпиталь, стратегический ракетный комплекс — потерянный университет, подводная лодка “Тайфун” — годовая жилищная программа Москвы…»

Пьянил, побуждая переоценивать свои возможности, достигнутый к восьмидесятым годам стратегический паритет с Соединенными Штатами. Это была кульминация военного могущества, что заставляло верить в военную силу при решении проблем.

Вся промышленность замышлялась как промышленность для армии. Имелось в виду, что в случае начала войны все заводы и фабрики начнут работать на армию. Только для этого все и строилось. Вот в чем состояла одна из главных проблем российской экономики.

Контр-адмирал Игорь Петренко, профессор кафедры оперативного искусства Военно-морского флота Военной академии Генштаба, объяснил в «Красной звезде» на одном примере, почему вооружение обходилось стране так дорого:

«В семидесятых-восьмидесятых годах построили огромный, несбалансированный, многопроектный океанский флот, обслуживать который длительное время страна не могла, так как не было создано необходимой инфраструктуры…

Абсолютизация свойств оружия неизменно приводит к появлению его многочисленных типов, вариантов, проектов, не совместимых друг с другом и с тяжелейшей системой их технического обеспечения. Для сравнения: СССР за период с 1958 года имел 28 типов противокорабельных ракет, США — 2 типа; СССР — 14 зенитных комплексов, США — 5, при этом три из них использовали одну и ту же модернизируемую зенитную ракету…»

Профессор Юрий Семенович Соломонов, один из создателей советской ракетной техники («Пионер» и «Тополь»), писал, что существовало такое количество разработчиков и производителей ракетных комплексов, что это стало самоедством:

«Ситуацию, когда на ракетных заводах за год рождалось по сто и более ракетных комплексов, кроме как нонсенсом не назовешь. Ресурсы страны были не безграничны».

И вот что характерно. Чем больше вооружалась страна, тем в меньшей безопасности ощущали себя люди. И в конце брежневского правления пошли официальные разговоры о возможности новой войны…

Доктор экономических наук Григорий Ханин в серии статей «Советское экономическое чудо: миф или реальность?», опубликованной в журнале «Свободная мысль», пишет о феноменальных успехах экономики во второй половине пятидесятых. А дальше началось затухание экономического роста, связанное и с невысоким уровнем хозяйственного руководства.

Экономическая статистика сильно пострадала в советские годы. Цифры сознательно искажались. Григорий Ханин посвятил жизнь восстановлению реальной картины советской экономики, поэтому его данные и оценки заслуживают доверия.

«В годы застоя и перестройки, — считает Ханин, — с именем Косыгина ассоциировался образ исключительно компетентного, даже выдающегося хозяйственника. Так действительно могло казаться на фоне других членов государственного руководства времен Хрущева и Брежнева. Однако на самом деле на высшем в советской экономике посту Косыгин ничем особенным себя не проявил.

Все “успехи” экономической реформы 1965 года являются либо статистической иллюзией (мои подсчеты говорят о падении темпов основных экономических показателей в этот период), либо следствием благоприятного стечения обстоятельств, включая влияние погоды на сельское хозяйство».

Попытки сделать экономику эффективной методами командно-административными не удались.

«Экономическое развитие стало быстро и неуклонно ухудшаться, — считает бывший член политбюро и секретарь ЦК Вадим Александрович Медведев. — Два пятилетних плана, включая их социальные программы, оказались сорванными. До поры до времени экономическая конъюнктура поддерживалась высокими мировыми ценами на топливно-энергетические и сырьевые ресурсы. Лишь один сектор экономики постоянно пребывал в цветущем состоянии — это военно-промышленный комплекс. Страна изнывала под гнетом непосильного бремени военных расходов».

Алексей Николаевич уже был не боец. После обеда час дремал у себя в комнате отдыха. Время от времени просил помощников организовать рыбалку. На поведении Косыгина, несомненно, сказывались и возраст, и нездоровье, и неутихающая боль от потери жены.

16 октября 1973 года, сразу после очередной войны на Ближнем Востоке, Косыгин прилетел в Каир.

«Это был уже другой человек, — вспоминал разведчик Вадим Кирпиченко. — За три года он очень изменился. Сдал. Постарел. Стал плохо слышать. Его доклады Брежневу по несовершенному секретному телефону было мучительно наблюдать. Из-за плохой слышимости, технических неполадок разговор напоминал диалог глухонемых…

Поздно вечером Косыгин имел обыкновение минут двадцать гулять. Здесь он уже отвлекался от политики, от арабского мира и переключался на более интимные темы. Говорил он и о своем возрасте, о состоянии здоровья, о необходимости не поддаваться наступающим недугам и немощи.