Леонид Млечин - Ленин. Соблазнение России

Впрочем, надежда натравить одну капиталистическую страну на другую и таким образом что-то для себя выиграть осталась для советского руководства желанной целью. На Х съезде партии Сталин отчитал Чичерина за недооценку межкапиталистических противоречий:

— Смысл существования наркоминдела в том и состоит, чтобы все эти противоречия учесть, на них базироваться, лавировать в рамках их противоречий. Поразительнейшим образом товарищ Чичерин недооценил этого момента…

Впрочем, эти слова могли быть всего лишь ответом на смелость Чичерина, который накануне съезда позволил себе критически разобрать тезисы Сталина по национальному вопросу. Большая статья Чичерина, которая так и называлась — «Против тезисов тов. Сталина», печаталась в трех номерах «Правды» с продолжением.

Иосиф Виссарионович, считавший себя непревзойденным специалистом по национальным проблемам, на съезде ответил Чичерину достаточно пренебрежительно:

— Я считаю, что из статей Чичерина, которые я внимательно читал, ничего, кроме литературщины, не получилось… Он переоценил момент объединения империалистических верхов и недооценил те противоречия, которые внутри этого треста имеются. А между тем на них базируется деятельность народного комиссариата иностранных дел… Написать статьи, конечно, легко, но для того, чтобы озаглавить их «Против тезисов тов. Сталина», надо выставить что-нибудь серьезное.

Чичерин был идеальной фигурой для участия в дипломатии высокого уровня. Он ничем не уступал своим западным коллегам. В Генуе советский нарком изумил всех той легкостью, с которой он разговаривал на разных языках, и готовностью запросто беседовать с журналистами. Это было золотое время советской дипломатии, когда она жаждала гласности, а не боялась ее. С Генуей связан личный дипломатический успех Чичерина.

С санкции Ленина в небольшом соседнем городке Рапалло Георгий Васильевич подписал сенсационный договор с Германией о взаимном признании и восстановлении дипломатических отношений. В Рапалло обе страны согласились строить отношения как бы с чистого листа и решили все спорные вопросы самым радикальным образом: они просто отказались от взаимных претензий.

Потерпевшая поражение в Первой мировой войне Германия стала единственной страной, которая захотела сотрудничать с Советской Россией. Если бы в Гражданской войне победили белые, Россия заняла бы место держав-победительниц. Советская Россия не предъявила Германии никаких требований и не участвовала во взимании огромной контрибуции, которая подрывала и без того слабую немецкую экономику.

Веймарская Германия и Советская Россия были париями Европы. Россия и Германия, хотя и находились по разные стороны фронта, фактически проиграли Первую мировую войну, и это привело к их сближению. Рапалло стало для них неизбежным. Недальновидные руководители Англии и Франции не должны были так загонять в угол две крупнейшие континентальные державы.

В двадцатых годах внешнюю политику Москвы определяла неуверенность в собственных силах. Боязнь, что новая война может привести к свержению режима (царизм пал в результате Первой мировой), подталкивала руководство страны к нормализации отношений с соседями. Чичерин руководствовался старым принципом поддержания баланса сил, стараясь не допустить чьего-то усиления. Чичерин выразился так: «Поддержать слабейшего». Отсюда близкие отношения с Германией. Сталин тоже смертельно боялся коалиций, которые могли быть направлены против СССР.

У самого Ленина тоже имелись прогерманские настроения, но скорее неполитического свойства. 20 февраля 1922 года он писал своему заместителю в правительстве Льву Каменеву: «По-моему, надо не только проповедовать: “учись у немцев, паршивая российская коммунистическая обломовщина!”, но и брать в учителя немцев. Иначе — одни слова».

Рапалло открыло и возможность тайного военного сотрудничества с Германией. Занимался этим Красин, полагая, что ограничения Версальского мира заставят немецкую армию искать обходные пути для развития военной техники и они будут платить России, если она поможет рейхсверу и позволит создавать новые образцы боевой техники на своей территории.

Леонид Красин был полпредом в Англии, затем во Франции и опять в Англии — уже до самой смерти от рака крови (ровесник Ленина, он пережил его всего на два года). Чтобы сделать Красину приятное, за ним сохраняли должность наркома внешней торговли. Хотя непонятно, как можно руководить целой отраслью из Парижа или Лондона. Впрочем, среди большевиков в торговых делах он понимал лучше всех.

Красин писал Чичерину о работе советского правительства:

«Эти ребята как никак держат власть в своих руках уже три с половиной года, за последние же месяцы проявляют решительное стремление поумнеть, умыться и причесаться… При дальнейшем развитии взятой сейчас линии нашей политики внутри страны и при условии отказа от старых, не соответствующих уже более ни нашему положению, ни нашей экономической политике приемов ВЧК и НКИД (запрещение въездов, драчливые ноты, неосновательные аресты спецов, противоречащие договорам конфискации и реквизиции и т. п.), а также при условии пересмотра нашей позиции в вопросе о государственном долге (разумеется, без принятия на себя каких-либо реальных обязательств на ближайшие годы) мы вполне можем рассчитывать на получение значительной материальной поддержки от мирового капитала на экономическое развитие».

Красин считал, что восстановление экономики страны возможно только путем получения значительного внешнего займа. В январе 1922 года он добился получения краткосрочного займа в 200 миллионов золотых марок от немецкого банка «Эльбфельд» на покупку машин и локомотивов в Германии.

На XII съезде партии в апреле 1923 года Красин внушал товарищам по партии:

— Главная цель нашей внешней политики есть получение кредитов, которые нам нужны для восстановления крестьянского хозяйства, для транспорта, промышленности и стабилизации нашего рубля.

Одновременно Красин поставил вопрос о развитии экспортных отраслей (целлюлозная и бумажная промышленность, производство марганца, добыча нефти, производство спичек, маслоделие, льноводство, зерно) для получения валюты, необходимой для того, чтобы расплатиться по долгам.

Красину даже руководители внешней политики Чичерин и Литвинов казались недостаточно гибкими. Он писал своему заместителю Андрею Матвеевичу Лежаве:

«Наркоминдел, по-видимому, решил тормозить всеми возможными способами завязываемые сношения с Америкой: на днях мы просили разрешить въезд сенатору Франсу, бывшему в течение последних лет в Америке наиболее горячим защитником соглашения с советским правительством. НКИД отклонил разрешение этого въезда… Политика НКИД есть политика всеобщего запора, и никакой торговли на этой базе у нас не выйдет… Чичерин и Литвинов не понимают, что восстановление сношений с такой страной, как Америка, не может произойти ранее, чем к нам присмотрятся после присылки десятков соглядатаев, официальных и неофициальных… Наркомат внешней торговли в первую очередь должен бороться с этой гибельной для Республики политикой НКИД».