Леонид Млечин - Сталин. Наваждение России

5 октября 1952 года, в воскресенье, в семь часов вечера открылся XIX съезд партии. Это был последний съезд при жизни Сталина. В нарушение устава съезд не собирали много лет, предыдущий состоялся в марте 1939 года.

«Со своего места, — рассказывал украинский партийный работник Александр Павлович Ляшко, в будущем секретарь ЦК компартии республики, — я мог рассмотреть Сталина до мельчайших подробностей. На страницах газет и журналов все привыкли видеть его проникновенный взгляд на моложавом лице, гордую осанку. Я же обратил внимание на заметно обрюзгшую физиономию Сталина с явно проступающими на ней оспенными пятнами. Сквозь припорошенные сединой поредевшие волосы просвечивалась красноватая кожа головы».

Вступительную речь произнес Молотов, которого не слишком осведомленное население страны по-прежнему считало вторым человеком после Сталина. Молотов и предположить не мог, какой неприятный сюрприз ожидает его после съезда.

Вячеслав Михайлович напомнил о враждебном капиталистическом окружении, о том, что империалистический лагерь готовит новую мировую войну, но успокоил делегатов: «Наша партия пришла к XIX съезду могучей и сплоченной как никогда». И закончил словами:

— Да живет и здравствует многие годы наш родной, великий Сталин!

«Начались овации, — вспоминал Ляшко. — Лишь только шквал аплодисментов начинал стихать, как из разных концов зала раздавались новые прославления вождя. Слева от украинской делегации звучал хорошо поставленный красивый баритон. Я повернул голову и сразу же узнал Николая Черкасова, именитого артиста, лауреата нескольких Сталинских премий. Он с поднятой рукой, точь-в-точь как его герой Александр Невский в одноименном кинофильме, провозглашал все новые слова любви и верности вождю».

Здравицами вождю заканчивались все выступления на съезде, делегаты автоматически вставали и аплодировали.

Сталину было почти семьдесят четыре года. Он чувствовал себя слабым и отказался делать основной доклад. Его прочитал Маленков. Он был одновременно и секретарем ЦК, и заместителем председателя Совета министров, ведал всеми организационными делами, держал в руках партийно-государственную канцелярию и воспринимался как самый близкий к Сталину человек, как заместитель вождя.

Маленков подчеркнул возрастающую роль государства:

— Мы оказались бы безоружными перед лицом врагов и перед опасностью разгрома, если бы не укрепляли наше государство, нашу армию, наши карательные и разведывательные органы.

Маленков говорил не только о фантастических успехах родной страны, но и о бедственном положении Запада, об обнищании американских трудящихся, о падении покупательной способности доллара, о росте дороговизны и снижении заработной платы.

«Во время доклада Маленкова, — вспоминал присутствовавший на съезде Михаил Иванович Халдеев, тогда первый секретарь московского горкома комсомола, — Сталин встал и пошел — тихо, медленно — к правой трибуне, где находились иностранные гости. Сталин подошел к Морису Торезу, лидеру французской компартии, после чего вернулся на свое место. Прошло минут десять — он опять поднялся, подошел к Долорес Ибаррури, возглавлявшей тогда испанскую компартию».

Растущий партийный идеолог Михаил Андреевич Суслов порадовался успехам народного образования в Советском Союзе и информировал делегатов о глубоком кризисе за океаном, где трудящихся держат в «темноте и невежестве»:

— В Соединенных Штатах Америки насчитывается свыше десяти миллионов неграмотных; около одной трети детей школьного возраста не учится. Что касается среднего и в особенности высшего образования, то оно является монополией правящих классов и недоступно детям трудящихся…

XIX съезд был на редкость скучным и запомнился, пожалуй, только тем, что Всесоюзную Коммунистическую Партию (большевиков) переименовали в Коммунистическую Партию Советского Союза. Политбюро преобразовали в президиум, а оргбюро ЦК перестало существовать: для ведения текущей работы достаточно и секретариата ЦК.

Сталин все-таки выступил — в последний день съезда, на вечернем заседании 14 октября, уже после выборов нового состава ЦК и Центральной ревизионной комиссии. Вождь поблагодарил братские партии за поддержку и обещал, в свою очередь, помогать им в дальнейшей «борьбе за освобождение».

После съезда в Георгиевском зале Кремля был устроен прием. Иностранных гостей приветствовал маршал Ворошилов. Он провозглашал все тосты. Сталин пребывал в прекрасном расположении духа.

Главные драматические события произошли уже после окончания съезда.

16 октября 1952 года провели традиционный после съезда первый пленум нового состава ЦК, на котором предстояло избрать руководящие органы — президиум и секретариат. Организационные пленумы обычно носят рутинный характер, кто и куда будет выдвинут — людям посвященным известно заранее. С теми, кого ждет повышение, предварительно беседуют, сюрпризов старательно избегают.

На этом пленуме все было иначе. Никто — кроме самого Сталина — не знал заранее, что именно произойдет. Вождь был уже пожилым человеком, но страсть к политической интриге не утратил.

Стенограмма пленума, к сожалению, не велась. О том, что в тот день происходило в Свердловском зале Кремля, известно лишь по рассказам участников пленума. В деталях они расходятся, но главное излагают одинаково.

Перед началом пленума члены высшего руководства собирались в комнате президиума рядом со Свердловским залом. Обыкновенно Сталин приходил за десять-пятнадцать минут до начала и предупреждал своих соратников о намерении кого-то снять или назначить. На сей раз Сталин пришел к самому открытию, зашел в комнату президиума и, не присаживаясь, сказал:

— Пойдемте на пленум.

Когда в президиуме рассаживались члены политбюро старого созыва, новые члены ЦК встали и зааплодировали. Сталин махнул рукой и буркнул:

— Здесь этого никогда не делайте.

На пленумы ЦК обычные ритуалы не распространялись, о чем новички не подозревали. Маленков сразу же предоставил слово вождю. Сталин в сером френче из тонкого коверкота по обыкновению прохаживался вдоль стола президиума и говорил:

— Итак, мы провели съезд партии. Он прошел хорошо, и многим может показаться, что у нас существует полное единство. Однако у нас нет такого единства. Некоторые выражают несогласие с нашими решениями.

Спрашивают, для чего мы значительно расширили состав Центрального комитета? Мы, старики, все перемрем, но нужно подумать, кому, в чьи руки передадим эстафету нашего великого дела. Для этого нужны более молодые, преданные люди, политические деятели. Потребуется десять, нет, все пятнадцать лет, чтобы воспитать государственного деятеля. Вот почему мы расширили состав ЦК…