Лев Власов - В отсеках тишина

Я прошел в ограждение рубки, чтобы проверить герметические штепсели. И в это время забухали орудия зенитной батареи, расположенной на берегу губы. Раздалась громкая команда вахтенного офицера:

— Артиллерийская тревога!

Слышу на мостике топот многих ног. Все, кроме артиллерийского расчета, кинулись вниз. Сейчас такая толкучка на мостике, что лучше переждать. Стою в надстройке, прислушиваюсь. Пронзительно ударила наша сорокопятка. И тут вдруг грохнул взрыв. Подбросило лодку, обрушило на нее тонны воды. Грязные струи через отверстия в надстройке хлынули на меня. А я опасаюсь выходить из ограждения рубки: слышу, как по обшивке барабанят не то осколки, не то пули.

Новый удар так накренил лодку, что я чуть не вылетел в открывшуюся дверцу. Выбрался на барбет — узкую площадку вокруг ограждения рубки. И тут увидел пикирующий на лодку самолет с крестами и черную каплю, оторвавшуюся от его крыла. Истошно воя, бомба упала недалеко за кормой и подняла высокий черный столб воды и ила. Лодку страшно тряхнуло, и я избежал падения за борт только потому, что крепко ухватился за скоб-трап.

Наступившее после взрыва затишье позволило мне осмотреться. Первое, что я увидел, — это корабельный

[28]

флаг, лежавший на мокрой палубе. Вид его взволновал меня. Фашисты еще подумают, что мы перед ними свой флаг спустили! Подбегаю, подхватываю влажное полотнище и карабкаюсь на мостик. Там закрепляю флаг одним концом к тросу антенны, другим — к поручню.

Занятый этим делом, я сначала не заметил, что на мостике никого нет. Потом спохватился, кинулся к люку. А он закрыт, только вращается верхний маховик: командир задраивает крышку.

В этот момент с шумом и водяной пылью вырвался воздух из клапанов вентиляции балластных цистерн, и корабль стал оседать в воду. Впервые в жизни мне довелось наблюдать, как погружается собственная лодка.

Убрав под козырек мостика ящик от прицела зенитки и полушубок, оставленные впопыхах матросами, снимаю с себя ватник и взбираюсь на сигнальную площадку, надеясь закрыть перископы и тем самым напомнить о моем существовании. Но оба перископа опущены. А мостик уже проваливается под воду. Натянув пониже на лоб фуражку, отталкиваюсь посильнее от мостика, чтобы не закрутило водоворотом.

Тут я и испытал, до чего же холодна вода в Кольском заливе! Зубы выбивают дробь, мышцы сводит судорогами. Надо двигаться, плыть. Но куда? На пустынный берег? Там сразу замерзну. Решил плыть к подводной лодке "Л-22", которая стояла поодаль в бухте: там хоть люди живые, помогут...

Послышалось завывание авиационных моторов. Из-за сопки вылетели два "фокке-вульфа", низко пролетели над местом погружения лодки. Видимо, хотели убедиться в результатах своего налета.

Я плыву. Стучат от холода зубы, рта не закрыть. Беспрерывно выплевываю соленую воду с примесью соляра (он разлился по поверхности моря, по-видимому, из поврежденных цистерн нашей лодки). Далеко отплыть не успел. Услышал шипение и плеск. Из воды показался сначала нос лодки (вот это дифферент!), потом рубка. Наконец выровнялась лодка. На мостике показались люди. Подплыв ближе, разглядел командира Никифорова, штурмана Кабанова и сигнальщика Дмитрия, Еремина. Смотрят на меня удивленно. До

[29]

этого, похоже, моего отсутствия никто и не заметил.

Чем ближе к лодке, тем толще слой соляра. Задыхаюсь. Наверное, теперь насквозь пропитаюсь им, и в животе будет сплошной керосин.

Мокрая одежда тянет вниз, холод сковывает движения. С великими усилиями подплыл к борту, ухватился за край шпигата — выреза в обшивке легкого корпуса. С мостика спустился Еремин и, схватив за руки, вытащил на палубу. На воздухе еще холоднее, чем в воде. Спешу вниз. В центральном посту тьма. Ощупью добираюсь до щитка аварийного освещения и включаю рубильник. Загорелись тусклые лампочки. В их свете открылась безотрадная картина. В четвертом отсеке все койки сорваны с креплений и лежат кучей. В дизельном отсеке листы настила палубы встали дыбом. С трудом пробираюсь по этой полосе препятствий, хочу открыть дверь в свой шестой отсек, но она только немного подалась, а дальше никак. Оказывается, по ту сторону двери лежит груда кожухов, слетевших с рубильников ходовых станций. Кое-как протискиваюсь в щель.

В отсеке один Анатолий Панцов. Всю бомбежку он пробыл тут, не зная, что происходит наверху.

Запасливые мотористы притащили мне сухие штаны и рубаху. На ноги надеваю резиновые сапоги из химического комплекта. Прибежал фельдшер Сотников со стаканом неразведенного спирта. Предложил растереться им, но друзья сказали, что полезнее принять внутрь. Меня уложили, закутали в два полушубка. Но тут приказали готовить корабль к переходу в базу. Мы принялись проверять электрооборудование. От бомбежки сильно пострадала аккумуляторная батарея, особенно группа, расположенная в четвертом отсеке. От сотрясения лопнули эбонитовые баки элементов. Электролит из них вытек и смешался с соляром, который просачивался из треснувшей топливной цистерны и уже наполовину затопил аккумуляторную яму. В отсеке удушливо пахло серной кислотой.

Выбыли из строя все электроизмерительные приборы.

Заклинило оба центробежных насоса охлаждения дизелей, и из-за этого невозможно было пустить двигатели.

[30]

Вспучило щит ходовой станции правого гребного электромотора, ослабли на нем крепления шин и кабелей.

На правом гребном электромоторе оборвало анкерные болты, скрепляющие станину.

И все же после исправления отдельных повреждений мы снялись с якоря и под электромоторами, управляемыми вслепую (без приборов), перешли в Полярное.

Мое вынужденное купание продолжалось минут двадцать...

Так что же произошло в то утро?

Когда я был в надстройке, над бухтой появились четыре вражеских самолета. Один за другим они пикировали на лодку, сбрасывая двухсотпятидесятикилограммовые бомбы и ведя огонь из пушек и пулеметов. Не желая рисковать, командир решил погрузиться. Люди поспешно покидали мостик. Впопыхах кое-кто получил серьезные ушибы. После взрыва первой бомбы в отсеках погас свет. Мерцали только огоньки ручных фонариков. Никаких распоряжений из центрального поста не поступало, это еще больше нервировало людей.

Мы убедились, что организация службы у нас еще далеко не на высоте.

Вражеский налет сорвал все наши планы. Вместо боевого похода нас опять ждал ремонт. Лодку поставили в док.

И снова мы увидели, с какой самоотверженностью трудятся рабочие плавучей мастерской. У них не хватало оборудования, самые тяжелые работы приходилось выполнять вручную. У нашей лодки сильно пострадали кормовые горизонтальные рули. Перо одного из них — огромная металлическая плоскость — было исковеркано и порвано, словно лист бумаги, а баллер (ось руля) согнуло в дугу. Рабочие на костре разогрели толстый стальной вал и кувалдами выправили его. Эта работа заняла полтора суток. Рабочие трудились бессменно, пока не справились с делом. Электросварщик тем временем сварил перо руля. Все полтора суток он тоже работал без отдыха.