Олег Смыслов - Генерал Абакумов. Палач или жертва?

Ильин всю жизнь прослужил в «органах», и Евгения Семеновна с одного взгляда узнала в нем кагэбиста, такое лицо бывший зэк отличит среди сотни других.

Так и человек, за которым тянется 58-я статья, живет с опасением, что об этом узнают, и по малейшему, едва уловимому признаку чувствует опасность».

В столице Советского Союза Москве тогда было целых три Союза писателей: СССР, РСФСР и Московская писательская организация. Московскую писательскую организацию возглавлял Сергей Михалков. То есть был ее бессменным председателем. Однако его кабинет со всеми телефонами занимал оргсекретарь Ильин.

«… Михалков появлялся на полчаса в день, — утверждает Анатолий Наумович, — не снимая пальто, клал руку на трубку вертушки. Любил помогать людям, спрашивал:

— Кому звонить?

Ильин:

— Промыслову. (Председателю Моссовета.. .)

Михалков ( набирает номер):

— Владимир Федорович? Михалков приветствует. Здравствуйте. (Прикрывает трубку ладонью.) Что просить?

Ильин:

— Квартиру… Коротун…

Михалков (в трубку):

— Я насчет квартиры товарищу Коротуну… Сколько можно, Владимир Федорович, просим, просим, пишем, пишем… Что? (Прикрывает ладонью трубку.) Когда обращались?

Ильин:

— Два года назад… Персональный пенсионер.

Михалков (в трубку):

— Два года пишем… Ну, как можно? Старый член партии, персональный пенсионер, а ведь работает, прекрасный писатель… Крепкий мужик… А как же, я его знаю лично, наш золотой фонд… Спасибо, Владимир Федорович, спасибо. Что? (Прикрывает ладонью трубку.) Как имя-отчество?

Ильин:

— Галина Васильевна.

Михалков (в трубку):

— Галина Васильевна… Нет, нет, вы не ослышались. Повторяю: Галина Васильевна…

Ильин:

— Коротун.

Михалков:

— Галина Васильевна Коротун, взяли на заметочку, Владимир Федорович? Спасибо, дорогой, доброго здоровья.

И ничего, сходили такие «опечатки», свои ведь люди, чего там!»

В шестидесятые годы Рыбаков напишет свой знаменитый роман «Дети Арбата», который станет одним из первых в Советском Союзе произведений о судьбе молодого поколения тридцатых годов. Автор романа попытается раскрыть весь механизм тоталитарной власти и понять «феномен» Сталина и сталинизма. Правда, опубликуют его только в 1987 году. Продолжение — роман «Тридцать пятый и другие годы» — выйдет в 1989-м, под закат горбачевской перестройки.

Когда Анатолий Наумович сядет за написание следующего романа, «Страх», секретные архивы еще не были открыты, и он будет, как и раньше, пользоваться теми же источниками, что и при работе над «Детьми Арбата». То есть вполне официальной литературой и рассказами участников событий тех лет.

А однажды в его доме раздастся неожиданный телефонный звонок. А. Н. Рыбаков напишет об этом в воспоминаниях следующее: «Позвонил мне Виктор Николаевич Ильин, бывший многие годы оргсекретарем Московской писательской организации, ее истинным и полновластным хозяином. Ильин приходил на службу ровно в девять, уходил не ранее шести, на обед не отлучался, заваривая в кабинете чай, запивал принесенные из дома бутерброды, исполнительный чиновник с хорошими связями в партийных и советских кругах, в аппарате КГБ, где проработал всю жизнь, дослужившись до генерала. Однако в конце войны или сразу после войны его самого посадили, держали в тюрьме, потом отправили на какое-то строительство за то, что предупредил своего друга о возможном аресте. После XX съезда он вернулся в Москву, и Поликарпов, тогдашний руководитель Союза писателей, взял его на работу во вновь созданную Московскую писательскую организацию.

Ильин позвонил мне, уже будучи на пенсии.

— Зашел бы, посидим, поговорим.

Знает много. Я поехал к нему на Ломоносовский проспект. Ильин провел меня в кабинет, открыл дверцы книжного шкафа:

— Видишь?

Это были книги московских писателей с дарственными надписями: «Дорогому Виктору Николаевичу…»

— Только ни одной твоей нет…

Мы сели.

— Не думай, я не обижаюсь, цену этим подаркам знаю. За глаза-то как меня называли? «Генерал», «кагэбист», так ведь?

— Разве ты им не был?

— Был. Не отрицаю. Всю жизнь прослужил. Честно служил. Как коммунист. Много чего видел, но веры не терял. За это и поплатился. Знаешь мою историю?

— Слыхал.

— И сейчас веры не теряю. Потому так высоко ставлю твой роман, он все во мне перевернул. В органах всякое приходилось читать, сам понимаешь, все было доступно. Но ты ткнул в то самое место, откуда росла эта опухоль. Удастся ее удалить, как думаешь?

— Надеюсь.

— Говорят, продолжение пишешь. Какие годы?

— Те же. Тридцатые…

— Знакомое время. Наше ведомство присутствует?

— Конечно. Процессы Зиновьева, Бухарина… Дело Тухачевского…

— Какими материалами пользуешься?

— Тем, что было опубликовано… Стенограммы судов…

— Мало!

Он поднял на меня таза, по его взгляду я понял: решение принял.

— Я работал в центральном аппарате, в секретно-политическом отделе, все это проходило через нас. Отвечу на любые твои вопросы.

При двух условиях: никаких магнитофонов, и на меня, как источник информации, сможешь сослаться только после моей смерти, если, конечно, при этом не пострадает моя семья, это на твоей совести.

Мы встречались с Ильиным несколько раз, говорили по многу часов. Он очень мне помог. Знал работников НКВД того времени, их биографии, слабости, сильные стороны, знал механику работы этого учреждения, вспоминал отдельные ситуации, подробности, детали, которые были необходимы для моей работы».

Сам роман вышел в 1990 году…

Пятой книгой сочинений Георгия Владимова стал его последний, и, к сожалению, неоконченный роман «Долог путь до Типперэри», который задумывался им как автобиографическая трилогия, охватывающая период с 1946 года по 1991-й.

В нем он передает свою беседу с Ильиным, у которого попытался выяснить подробности биографии одного из видных чекистов: «— Его (Масевича) расстреляли в тридцать девятом… За крайнюю жестокость.

— То есть вообще-то жестокость допускалась, но не крайняя?

Виктор Николаевич моего вопроса не услышал. Я спросил:

— А это правда, что он входил к подследственному в камеру с плеткой?

— Нет, неправда… Но тем не менее плетка у него была. Висела в кабинете за шкафом. На гвоздике… Если захотите написать о нем… Обратитесь ко мне. Я постараюсь вспомнить кое-что.

Он расчувствовался, стал рассказывать:

— Я видел, как люди… заслуженные люди… генералы… на коленях молили следователя — какого-нибудь лейтенантика — не покалечить их, когда он их пытает или бьет».

По утверждению Алексея Теплякова, автора статьи «Чекист для Союза писателей», Виктор Николаевич «Ильин был активным организатором преследования инакомыслящих в писательской среде — от Синявского и Солженицына до Галича и Войновича. Он собирал сведения на тех литераторов, которые передавали свои сочинения на Запад, организовывал против них негодующие кампании, добивался исключения диссидентов из Союза писателей».