Варлен Стронгин - Савелий Крамаров. Cын врага народа

Однажды мама вернулась домой совершенно обессиленная и, открыв дверь, устало прислонилась к стене.

— Что с тобой, мама? Тебе помочь? — бросился к ней Савелий.

Мама ничего не ответила, и сердце Савелия едва не остановилось, растерянность и страх расползались по телу, парализуя его. Он понял, что произошло нечто страшное, и настолько, что мама не решается ему рассказать.

В последнем своем письме отец намекал ему об этом. Он остался в Бийске. Он работает юрисконсультом в конторе «Заготзерно». Там его ценят. В Москве ему жить запретили. Куда ему ехать? В Александров? Но там он вряд ли найдет работу. Ему обещали место в Бийской консультации адвокатов. Обещали добиться разрешения на эту работу, поскольку адвокатов не хватает. Ну, а в Москву он обязательно приедет, когда будет возможно. Прислал фотографию. Одет плохо, но вид здоровый. В помятой телогрейке, на коленях брюк заплаты. Пришиты белыми нитками. В старой шапке-ушанке, без тесемок. В кирзовых полуразбитых сапогах. Но выбрит тщательно, и глаза блестят от радости, что общается с сыном, пусть заочно, но они видят его живым и не потерявшим надежду на встречу.

— Я поеду к папе! — решительно произнес Савелий.

— Поедешь, — сказала мама, — в летние каникулы.

— Ага — обрадовался Савелий. — Там есть речка?

— Есть, — вздохнула мама, — но вечно холодная.

— Я стану моржом! — не испугался Савелий. — Я покажу папе, как плаваю!

Наверное, его слова прозвучали смешно, поскольку все заулыбались, даже мама.

Прошло несколько месяцев. Начался тысяча девятьсот сорок девятый год, самый печальный в жизни Савелия. В Москве развернулась борьба с космополитизмом, в Бийске снова арестовали отца, кто-то из его друзей бросил открытку Савелию с сообщением об этом.

— У папы дрожит рука. У него, наверное, развивается болезнь Паркинсона, — объяснила мама.

— А что врачи? — спросил Савелий.

— Пока эта болезнь не лечится, — обреченно вздохнула мама.

— Не может быть! — воскликнул Савелий, безмерно верящий во всемогущество людей в белых халатах.

— В нашей жизни все может случиться, — обреченно заметила мама. — Я боюсь за Виктора… Он адвокат, знает до тонкости законы, и если их нарушили снова, то наверняка сокрушается, лишь бы его не покинули силы и надежда на лучшую судьбу. Ведь в жизни никогда не бывает вечным плохое, впрочем, как и хорошее. У папы крепкие нервы, но выдержать такое… очень трудно, — сказала мама и не заплакала. Больше она никогда не плакала. Вероятно, кончились слезы.

Савелий с болью смотрел на ее высохшие, посиневшие глаза. Даже когда узнала, что Виктор арестован вторично, по делу тридцать восьмого года, по которому уже отсидел срок, и направлен на поселение в Красноярский край, в город Туруханск, где он не вынес очередной удар злой судьбы, то закричала громко и дико, и этот крик навсегда остался в душе Савелия. Мама не хотела верить в самоубийство.

— Папу убили, — потом сказала она сыну, — мы не можем доказать это, но мое сердце чувствует, что убили.

Савелию стало страшно от этих слов, страшно за маму. Он обнял ее.

— Мы будем всегда помнить папу, — как взрослый человек, произнес Савелий.

— Конечно, конечно, — поддержала его мама. — Мы теперь остались одни, Сава…

У мамы начались сердечные боли. Врач сказал, что это от стенокардии и от развивающихся метастазов.

— Вылечить можно? — с тревогой в голосе вымолвил Савелий.

— Облегчить постараемся, — устало проговорил участковый врач, замотанный многочисленными вызовами на дом. — Я посоветовал бы вам положить маму в больницу. Она — хроник.

— Чего? — переспросил Савелий.

Врач не ответил и выписал направление в районную больницу. Мама ехать туда не хотела, боялась оставить Савелия одного, но боли в сердце усиливались, и она сама стала собирать вещи. В больнице ей стало хуже. Савелий не отходил от ее кровати, но вечером врач сказал ему, что пора идти домой.

— Я останусь, — твердо решил Савелий.

— Не положено! — грозно произнес врач. — Что делать? Вызвать милицию?

— Вызывайте, — огрызнулся Савелий.

Врач махнул на него рукой и вышел из палаты, где лежали семеро больных женщин. Утром мама сказала, чтобы он уходил, поскольку в палате женщины и его присутствие их смущает, чтобы он пришел через день, в воскресенье, а завтра ее навестит дядя Лео с женой.

В воскресенье рано утром Савелия позвали к телефону.

— Иди, сынок, — почему-то грустно вымолвила тетя Дуся, — иди, сынок, тебя спрашивают.

Савелий поспешил к телефону. В трубке раздался голос палатного врача.

— Савелий Викторович Крамаров? — серьезно уточнил врач.

— Да, — от предчувствия неотвратимой беды еле выдавил из себя Савелий.

— Должен вам сообщить, что сегодня, в шесть утра, не стало Бенедикты Соломоновны, — смягчился врач.

— Как? — вырвалось из уст Савелия это нелепо прозвучавшее слово, которым он пытался оттянуть для себя, хотя бы на мгновение, понимание того, что произошло с мамой.

— Вы должны прийти за справкой об ее кончине, — официально доложил врач.

Савелий инстинктивно, ничего не видя перед собой, дошагал до комнаты. Рыдания душили его. Только через полчаса он собрался с силами позвонить дяде Лео и другим маминым братьям. Первой трубку взяла Мария, жена дяди Лео. По дрожащему голосу Савелия она поняла, что случилось самое страшное, передала трубку дяде.

— Держись, Сава! — сказал он печальным, но твердым голосом. — Я еду к тебе!

Савелий поразился, увидев маму в гробу. Спокойствие разлилось по ее лицу, словно она отмучилась, отволновалась навсегда. С молодым лицом контрастировала седина, побелившая голову матери после гибели отца.

В крематории состоялась скромная панихида. Трогательно говорил о сестре дядя Лео, о том, что выпало на ее долю, говорил не впрямую, а общими словами, но все понимали его и то, что сейчас не время открыто называть вещи своими именами. Неожиданно для всех к гробу подошел мужчина, в котором Савелий узнал человека, приносившего им деньги, от которых они с мамой отказались. Мужчина положил цветы к ногам мамы и поправил очки.

— От нас ушла Бася Соломоновна Крамарова. Я работал с ее мужем, адвокатом… — тут мужчина сделал паузу, видимо, хотел сказать, с каким именно, охарактеризовать отца, но не решился на это, — я знал, как нежно и сильно Виктор любил жену, как заботился о семье, я знаю, что они были счастливы. Утешением нам может быть только одно, что теперь их души наконец-то встретятся. А мы… мы никогда не забудем Басю Соломоновну и Виктора Савельевича Крамаровых. Вечная им память…

Савелию стало приятно, что в этот печальный момент незнакомый человек вспомнил об его отце, и получилось так, словно в этот день хоронили и маму, и отца, словно они умерли в одночасье.