Владимир Герлах - Изменник

Через час стадо ревущих коров потянулось на север, на Комарово. Пока кормили коней, Галанин и Станкевич гуляли по колхозу. Галанин хмуро смотрел на испуганных жителей, не отвечал на их низкие поклоны, обошел колхозные амбары, конюшни и хлева: «Да, Станкевич, всего у вас много. Партизанам, конечно, тоже помогаете, кормите их… молчите и не оправдывайтесь. Я понимаю, их ведь много и они хорошо вооружены. Конечно, трудно… Скажите, когда они были у вас в последний раз? Вчера? Вот видите! Ну, ничего, когда они еще раз нагрянут, скажите им, что я вернулся, пусть папаша приготовится. Скажите ему, что нам двоим тесно в районе. Один должен сдохнуть, или белогвардеец Галанин или комиссар Соболев! Не говорите, что вы от них бегаете. Это врать вы можете Шульце или Шуберу, а не мне. А что это у вас здесь?»

За околицей снежные бугры, занесенные снегом, колья и кресты спускаются к озеру… бедное колхозное кладбище осененное несколькими согнувшимися под снегом деревьями. Проваливаясь по сугробам, Галанин ходил между могил, искал, за ним, опустив голову, тащился Станкевич. Остановились около новых крестов, Галанин рукой стер с них снег прочел: Нина Сабурина. 1. 2. 42 года. Сорвал фуражку, закрыл глаза, потом оглянулся на два других креста, на отца и сына, на те же страшные даты, спрашивал глухим голосом бледного Станкевича: «Подробности этого преступления я знаю. Но ты мне скажи, кто? Кто донес этим преступникам? Ведь знаешь!» Савелий не отвел глаз, отвечал спокойно: «Да кто же как не бабы наши проклятые. Все они, суки проклятые, с длинными языками. Ведь как жалко. Все Красников старался, жид проклятый. Чистый дьявол!»

Галанин схватил его за горло: «Молчи, ни слова больше. Так говоришь, бабы! Не верю, не обманешь. Ну ничего, все равно узнаю и тогда…» Еще раз посмотрел на кресты и колья, сжал кулаки: «Савелий, колья убрать. Или кресты, или ничего. И кладбище привести в порядок. Сам здесь лежать будешь. И эту трактористку похоронить здесь и крест поставить с датой 11 февраля. Еще много здесь ляжет, над всеми кресты. Я приеду, проверю». Галанин смотрел как в зимних сумерках от него уходил Станкевич, вздрогнул, напрягая свои глаза: Савелий шел от него быстро бесшумной волчьей походкой… вспомнил слова Конева… ему было страшно…

Глухой ночью с четырьмя лыжниками доехали до развилка на Парики. У темной сторожки лесника встретились с Вильде и его солдатами. Вильде бодро рапортовал, что весь день вел перестрелку с партизанами, сначала у Дубков, а потом недалеко от Париков. Потерь не было. В сумерках партизаны неожиданно ушли на север, он их преследовал километров пять, потом вернулся к сторожке, согласно приказания.

Галанин довольно улыбался: «Хорошо, очень хорошо! Все было так, как мы и хотели. У меня тоже нет потерь и коровы уже давно в Комарово. Спасибо, Вильде! Я не замедлю сделать соответствующий доклад вашему начальству. Теперь вот что: домой мы не поедем. Я передумал, мы с вами ознакомимся с районом. Отправляйте ваших солдат в город с донесением вашему коменданту, мне оставьте пулеметный расчет, скажем, человек пять с пулеметом, надежных, храбрых людей и поедем по колхозам и совхозам, начнем с совхоза «1-го мая», отсюда близко, каких нибудь пять километров! Там заночуем, т. к. все устали, а мы с вами в особенности. Распорядитесь поскорее!»

Через несколько минут грузовик двинулся в город с довольными солдатами. Вильде со своими солдатами на санях, из которых угрожающе торчал пулемет, ехал непосредственно за Галаниным, Степан с лыжниками бежали впереди, замыкали колонну остальные сани с уплотненными агрономами. И все было так как решил Галанин, несмотря на нытье Аверьяна, ночевали спокойно в совхозе 1-го мая. Ночь прошла спокойно и партизаны, растерявшиеся от неожиданных маневров белогвардейца, осторожно преследовали грузовик с немцами, возвращавшимися в город, на почтительном расстоянии, думая, что преследуют весь его отряд.

Потеплело и на лес упал туман, покрыл собой дороги и сделал призрачными деревья, кусты, столбы и дома. В этом тумане разъезжали агрономы Райзо, Галанин со своей свитой, из полицейских, и немцы под командой Вильде. Объезжали колхозы и совхозы, подсчитывали на местах наличие скота, зерна, инвентаря и проверяли работу старост. За ними гонялись партизаны папаши, веселые и Красников, в надежде поймать и уничтожить банду немцев, белогвардейца и их слуг, агрономов.

Но сильно мешал туман, плохие и вдруг ставшие неточными сведения из города и из колхозов и совхозов. И болезни тоже! Долгая и лютая зима сильно отозвалась на здоровьи партизанов, жизнь в холодных сырых землянках, недостаток теплой одежды и крепкой обуви, недостаток соли, полное отсутствие медикаментов. Люди болели, умирали от тифа, остальные слабели. Ждали с нетерпением теплых дней, чтобы отогреться и набраться сил на солнышке для дальнейшей борьбы за родину и Сталина. Но хотя злоба против немцев и изменников не проходила, даже крепчала, после неудачной атаки города не любили отходить далеко от лагеря, где чувствовали себя в безопасности со своими окопами, минометами и пулеметами. Поэтому приказания папаши хотя и исполняли, но вяло и неохотно.

11 февраля после неудачной засады у Дубков вернулись на остров, доложили о неустойке товарищу Соболеву, который немедленно отправил новых людей на Озерное, оттуда было получено донесение, что Галанин появился там, убил Настю, реквизировал скот и погнал его на Комарово. Пришли туда поздно, Галанин исчез, исчезли и коровы. Сильная группа лыжников двинулась к городу, чтобы нагнать Галанина с агрономами. Другие погнались за коровами, тоже напрасно. Коровы успели войти в Комарово, около города догнали немцев в их грузовике, которые успели во время спуститься к мосту и его переехать. А Галанин оказался в совхозе 1-го мая, где преспокойно пил водку и потом ночевал.

К полудню, в тумане вошли в совхоз, чтобы узнать там от своих верных людей, что Галанин бежал на Холмы.

Не задерживаясь в совхозе, погнались за ним на Холмы и, наконец столкнулись с ним, там, где никак не ожидали его встретить, на Черной балке. Агрономы, немцы и полицейские подняли стрельбу из автоматов и пулемета, беспорядочную и безвредную, но пришлось во избежание ненужных потерь отойти в лес.

Вернулись опять на остров ни с чем, доложили папаше о передвижениях совершенно непонятных Галанина… и пошло. Отправилась свежая группа партизанов на нескольких санях, новые лыжники бежали вслед гуськом, за ними на санях председатель горсовета, сам Судельман с Красниковым и новыми евреями, поступившими на партизанскую службу. И началась какая то игра в прятки, утомительная и бесполезная. Дошло до того, что однажды ночью все спали в одном и том же колхозе, на одной околице Галанин со своей бандой, на другой Судельман со своими партизанами и евреями, ночевали разделенные длинной белой улицей и туманом. Утром столкнулись в центре колхоза, от неожиданности разбежались в разные стороны в плотную вату тумана. И потерь не было на обеих сторонах, ничего кроме страшной усталости и смертельной злобы на противника, на зиму, на туман. Сходились, сталкивались и расходились, как слепые… и весь район зажил странной призрачной жизнью.