Николай Ховрин - Балтийцы идут на штурм! (c иллюстрациями)

[163]

1 ранга Модеста Васильевича Иванова. Во все управления были назначены комиссары.

В Петрограде было неспокойно. Один за другим вспыхивали юнкерские мятежи. Теперь, несколько десятков лет спустя, видно, что новая революционная власть допустила ошибку, не разоружив юнкеров сразу же после ареста Временного правительства. Но в те дни такая мера не казалась необходимой.

В тот день, когда это случилось, я находился в ВМРК. Неожиданно со стороны Исаакиевской площади послышалась пулеметная стрельба. Все, кто находились в помещении, схватились за оружие и помчались на улицу. Перед нашими глазами предстала такая картина: два броневика кружили по площади и вели огонь по рослому матросу, который прятался за колоннами собора. К груди он прижимал раненую руку и морщился от боли. Прибежавшие из Адмиралтейства моряки, прячась за штабелями дров, пытались подобраться к машинам поближе. Но свинцовый ливень не давал возможности подступиться к ним. Наша же стрельба была бесполезной — пули отскакивали от брони.

Похозяйничав перед Исаакием примерно с полчаса, броневики направились на улицу Гоголя. Один из них на углу почему-то остановился. Мы выскочили из-за укрытий и бросились к машине, дружно навалились на нее и опрокинули набок. В дверцу застучали прикладами, кто-то крикнул:

— А ну, вылазьте, гады!

Медленно открылся люк, показался бледный человек в кожаной тужурке. Увидев, что стоящий рядом матрос замахнулся штыком, он отшатнулся и срывающимся голосом попросил:

— Не надо, я не стрелял, я — шофер!

Следом за ним вылезли еще двое. Под солдатскими шинелями у них были офицерские кителя. Обоих тут же пристрелили, а трупы сбросили в реку. С этими лютыми врагами нельзя было церемониться.

Очень часто враги сами вызывали нас на жестокость, бессмысленно убивая наших товарищей. Матросы беспощадно мстили за гибель друзей.

Никогда не забуду случай, который произошел во время осады восставшего юнкерского Павловского училища. Моряки и солдаты обстреливали засевших в здании юнкеров, пытались ворваться внутрь, однако каждый раз отступали, оставляя на мостовой раненых и убитых. Мятежники дер-

[164]

жались стойко. Но вот в окне показалась высунутая на штыке белая тряпка.

— Братва, гляди — сдаются юнкера! — воскликнул кто-то.

— Наконец-то додумались! — раздались голоса.

Все вышли из-за укрытий и направились к подъезду. Но едва дошли они до середины двора, как из окон в упор ударили пулеметы... Десятки убитых и раненых упали на камни двора.

Ярости наступавших не было предела. Они ворвались в здание. Расправа была короткой...

В эти дни всем нам некогда было даже сомкнуть глаз. На Петроград начали наступление казачьи части генерала Краснова. Военно-морской революционный комитет многое сделал для отражения этой угрозы. Боевые корабли получили приказ занять позиции, с которых можно было держать под обстрелом подступы к Петрограду. Отряды кронштадтских, гельсингфорсских и ревельских матросов были направлены под Гатчину и Царское Село.

Мне тоже было поручено выступить с матросским отрядом навстречу наступающим казакам. Командиром выделили нам пехотного офицера, а я был за комиссара. Из города вышли пешим порядком. Пока двигались по улицам Петрограда, отряд имел бравый и подтянутый вид. Но вот потянулись размокшие от дождя проселочные дороги. Здесь мы убедились, насколько неподходящая матросская форма для маршей. Ботинки у всех промокли насквозь, брюки были в грязи.

Усталые, голодные и злые, мы вечером устроились на ночлег в какой-то деревушке. Утром — подъем и без завтрака — в путь. Некоторые стали роптать. Но вот со стороны Петрограда показались накрытые брезентом телеги. На передней рядом с возницей сидел молодой паренек в рабочей тужурке. Еще издалека он крикнул:

— Эй, морячки! Принимай провизию и сапоги!

Матросы вмиг окружили подводы и начали нагружаться едой, подбирать обувь. Тут же, на дороге, переобувались, заправляя в голенища злополучные клеши. Сапоги почему-то оказались лимонно-желтого цвета, но это никого не смущало — зато ноги сухие. Свои ботинки оставили на дороге. Жителям ближайшей деревушки их, наверное, хватило потом на много лет.

Подкрепившись, все заметно повеселели. Послышались шутки, кое-кто попробовал даже напевать. Двинулись дальше.

[165]

Неподалеку от села Александровского наш отряд остановили красногвардейцы. Они предупредили, что впереди, за холмом, казаки. Командовавший нами офицер приказал отряду развернуться в цепь. Матросы сошли с дороги. К их сапогам сейчас же налипли пудовые комья грязи. Но какой-то весельчак продолжал балагурить:

— Где там вояки Керенского попрятались? Не знают небось еще матросскую полундру!

Раздалась команда — и мы двинулись по вспаханному полю, с трудом вытаскивая из густого, черного месива ноги. Казаки не стреляли. Когда мы оказались на середине пашни, захлопали винтовки, ударили пулеметы. Командовавший нами офицер зычно крикнул:

— Ложись!

Он первым упал на землю. Некоторые матросы последовали его примеру. Однако большинство осталось на ногах. Впервые слыша эту армейскую команду, они растерялись. Казацкие пули не щадили их. Десятки наших товарищей навсегда остались здесь. Когда опять пошли в атаку, матросы действовали уже более осмотрительно.

Казаков заставили отступить. Но отряд, впервые участвовавший в сухопутном бою, понес немало жертв. Большая группа матросов погибла уже после того, как противник был сбит с позиций. Считая, что опасность миновала, балтийцы зачем-то столпились у железнодорожной будки. Вражеский наблюдатель засек это скопление. Последовал залп батареи — и многие наши товарищи погибли под разрывами снарядов.

К вечеру к нам на позиции приехал Николай Ильич Подвойский. Собрав вокруг себя моряков, он похвалил их за храбрость, но тут же и отругал за излишнюю лихость и неумение воевать. Из рядов раздалось:

— Не учили нас этому... Мы же не пехота...

— Теперь придется, — сурово сказал Подвойский, — враги еще не разбиты...

Но нашему отряду в эти дни не пришлось больше воевать. На следующее утро мы узнали, что казачьи части генерала Краснова капитулировали, сам Краснов арестован, а Керенский бежал из Гатчины, переодевшись в матроса. Нас отозвали в Петроград.

Вечером, поужинав, мы с Анатолием Железняковым уже собирались лечь спать, как нас неожиданно пригласили в штаб Петроградского округа. Антонов-Овсеенко проинформировал, что в Москве идут тяжелые бои. Кремль еще не взят восставшими.