Николай Ховрин - Балтийцы идут на штурм! (c иллюстрациями)

После разговора с Дыбенко я без промедления отпра-

[185]

вился на Финляндский вокзал, а Железняков — на Балтийский.

Прибыв в Гельсингфорс, пошел в Центробалт, который помещался теперь на бывшей царской яхте «Штандарт». Но и «Полярная звезда» по-прежнему стояла здесь же, у стенки. Новый председатель ЦКБФ Николай Измайлов встретил меня с распростертыми объятиями, сообщил, что уже знает о цели моего приезда.

— Мы это дело быстро провернем, — говорил он, улыбаясь. — Но не обойдется без трудностей. Уже много матросов с кораблей поснимали. Но раз надо — сделаем. А ты сегодня же на заседании должен рассказать Центробалту о делах на юге, о том, как вы ударников под Белгородом били.

— Конечно, конечно, — пообещал я, — как старый член ЦКБФ, обязан отчитаться перед товарищами.

Измайлов сдержал слово — отряд гельсингфорсских моряков был сформирован в два дня. Получив оружие и небольшой запас продовольствия, мы выехали в Петроград.

Железняков со своими кронштадтцами уже был там. Его назначили комендантом Таврического дворца, в котором должно было открыться Учредительное собрание. А наш гельсингфорсский отряд разместили на Суворовском проспекте в помещении бывшего военного училища. Оба отряда моряков с двух сторон должны были прикрывать подступы к Смольному.

5 января 1918 года открылось Учредительное собрание. Этого дня с нетерпением ждали явные и тайные враги революции. Они надеялись, что Учредительное собрание сумеет отстранить от власти большевиков и ликвидировать их завоевания.

К этому времени активизировались контрреволюционные подпольные организации. Было совершено покушение на Владимира Ильича Ленина. Ехавший вместе с ним в автомобиле швейцарский социал-демократ Платтен прикрыл собой Ленина и сам был ранен...

Пока делегаты Учредительного собрания съезжались в Таврический дворец, на улицы города вышли недовольные Советской властью чиновники, лавочники, адвокаты, гимназисты, переодетые офицеры и юнкера. Эсеровские агитаторы пытались вывести из казарм Преображенский и Семеновский полки. Враги Советов, брюзжащие обыватели собирались в колонны под лозунгом: «Да здравствует Учредительное собрание!»

Мы получили приказ усилить патрулирование улиц, не

[186]

допустить демонстрантов ни к Смольному, ни к Таврическому дворцу, задерживать все автомобили без пропусков, обыскивать подозрительных и отбирать оружие.

Я находился в здании училища, когда связной-матрос прибежал с сообщением, что со стороны Литейного проспекта к Таврическому дворцу идут демонстранты. Захватив на подмогу часть матросов, я поспешил к головным дозорам своего отряда. Подоспели вовремя. Колонна была уже совсем близко. Строго говоря, назвать это сборище колонной можно было с большой натяжкой. Чувствовалось, что эти люди не привыкли к сплоченности, не умеют ходить в строю. В жидковатых рядах не было и намека на равнение. Но главное не в этом. Разглядывая лица демонстрантов, я не заметил в них той решимости, которую видел во время рабочих манифестаций. Мне вспомнились февральские дни 1917 года. Мы шли тогда безоружные против конных и пеших городовых, прорывались сквозь их ряды, невзирая на нагайки и шашки, не боясь смерти...

А эти выглядели совсем по-иному — боязливыми и нерешительными. Правда, среди них попадались и люди с военной выправкой, сурово и зорко поглядывавшие на матросов. В оттопыренных карманах их пальто угадывались припрятанные револьверы. Но таких было мало.

Видя, что перегородившие улицу матросы вскинули винтовки, колонна остановилась. Я вышел вперед и предложил тихо и мирно разойтись по домам. В ответ послышались озлобленные крики. Постепенно задние ряды стали напирать на стоявших впереди. Нечто организованное превратилось в толпу.

Я приказал дать несколько выстрелов поверх голов. Эффект был поразительный — демонстрантов как ветром сдуло. На мостовой остались лишь плакаты и калоши. Матросы от души смеялись, наблюдая бегство приверженцев Учредительного собрания, в зале которого в это время происходили знаменательные события. Большевики предложили делегатам утвердить декреты Советской власти — декреты, в которых были выражены мысли и чаяния миллионов людей. Но Учредительное собрание отклонило их.

Тогда представитель фракции большевиков объявил, что собрание не оправдало доверия народа и поэтому большевики покидают заседание.

В некоторых книгах до сих пор утверждается, что, разгоняя Учредительное собрание, Железняков выполнял приказ Ленина. Это не соответствует действительности. Вла-

[187]

димир Ильич, покидая Таврический дворец, сказал Дыбенко, чтобы матросский караул дождался, когда закончится заседание. После того как делегаты разойдутся, нужно будет закрыть входы во дворец и никого больше не впускать в него.

Но у Железнякова не хватило терпения. Когда перевалило за полночь, а ораторы и не думали закругляться, он вышел на сцену, прервал речь Чернова и произнес свою знаменитую фразу, которая впоследствии облетела чуть ли не все газеты мира:

— Караул устал и хочет спать...

Утром появился декрет ВЦИКа о роспуске Учредительного собрания. Никто, конечно, не бранил Железнякова за то, что он на несколько часов опередил события. Народ воспринял разгон Учредительного собрания как очень правильный и своевременный акт. Когда через несколько дней в том же самом зале Таврического дворца собрались делегаты III Всероссийского съезда Советов, они дружно аплодировали Железнякову, единодушно одобряя его поступок.

...Мела январская поземка по малолюдным улицам Петрограда. Наш отряд готовился ехать далеко на юг, где поднимала голову собирающая силы белогвардейщина. Мы уже получили приказ о выступлении, когда тяжелая болезнь свалила меня с ног.

Две недели спустя я встал, но был еще очень слаб, В Адмиралтействе товарищи рассказали, что меня намеревались послать вместе с так называемой Румынской коллегией на румынский фронт. Однако врачи не разрешили. Туда поехал Анатолий Железняков.

Лишь к осени 1918 года здоровье мое улучшилось, и я снова смог взять в руки оружие.

Над молодой Советской Республикой заполыхал пожар гражданской войны. В лютой злобе со всех сторон бросались на нее враги, пытаясь вновь утвердить власть помещиков и капиталистов. Отряды балтийцев один за другим отправлялись воевать против Дутова и Краснова, Колчака и Деникина, Юденича и Врангеля, против белогвардейцев, интервентов и разных банд.

Многие погибли, защищая Советскую власть. Немало друзей, товарищей по борьбе потерял я в это суровое время. Весной восемнадцатого года в Гельсингфорсе пули финских белогвардейцев оборвали жизнь комиссара Бал-