Матюшкин Федорович - Повседневная жизнь Арзамаса-16

Освободившиеся из лагеря часто не имели запаса одежды, к работе относились плохо, многие открыто заявляли, что не желают, отбыв срок, снова «быть в заключении».

Действительно, их положение фактически не изменилось, разве только что теперь их не конвоировали. Дело в том, что ведомство Л. П. Берии к этому времени, вероятно, из соображений секретности, приняло целый ряд распоряжений, которые сделали освобождение заключенных из лагерей, расположенных на территории ядерного объекта, сугубо формальным. Им не разрешили выехать с объекта. В итоге на территории объекта, где велись не только секретные, но и крайне опасные работы, присутствовало более полутора тысяч человек, агрессивно настроенных, озлобленных и обездоленных, которые не имели законного права покинуть то место, где они еще вчера были «зэками». Объект не мог предоставить им жилья (своим сотрудникам не хватало), за работу они получали гроши, а льгот в питании, которые имели законные жители объекта, они были лишены. Немудрено, что многие из них голодали, играли в карты, воровали. И опять же, после августовского послания Зернова Берии, положение ничуть не изменилось. Правда, Лаврентий Павлович после ознакомления с новой ситуацией на опекаемом им объекте дал указание своему заместителю С. Н. Круглову рассмотреть возможность удаления с территории КБ-11 бывших заключенных. Но пока тот эту возможность рассматривал, кризис на объекте нарастал. П. М. Зернов вынужден был сменить адресата своих посланий. В ноябре 1948 года он написал письмо заместителю Председателя Совнаркома М. Г. Первухину с просьбой помочь решить вопрос с отселением бывших заключенных из зоны объекта.

Кстати, как сегодня представляется, дело было вовсе не в бюрократической волоките (вряд ли она распространялась на столь важный объект), а в намеренном нежелании руководства МВД «отпускать» бывших заключенных из зоны, ибо в этом случае возникала необходимость направлять дополнительную рабочую силу для строительства. Нехватку кадров строящийся ядерный центр испытывал постоянно. Прикрывались заботой о сохранении секретности существования объекта. Мол, не исключено разглашение государственной тайны. Однако неубедительность данного аргумента была очевидной, так как бывших заключенных инвалидов и многодетных все-таки из зоны отпускали.

Письма от руководителей объекта в Центр (министру ГБ СССР В. С. Абакумову, министру внутренних дел С. Н. Круглову, Л. П. Берии) продолжали поступать, так как дело дошло до того, что на 1 декабря 1948 на объекте на 4500 человек взрослого населения приходилось 1750 бывших заключенных. Примерно половина этих людей на строительстве уже не работала, а вопрос об их отселении не решался ввиду разногласий между МГБ и МВД.

Переписка по данному вопросу велась в течение всего 1949 года, с переходом и на следующий 1950 год. Теперь ею был вынужден заниматься секретарь ВКП(б) Г. М. Маленков. Ситуация к этому времени приобрела по настоящему угрожающий характер. К середине 1949 года в зоне объекта насчитывалось 2700 человек, а к лету 1950 года 3700 человек, освободившихся из лагерей. В большинстве своем они стали вольнонаемными строителями. Нельзя забывать, что значительная часть из них была осуждена за тяжкие преступления. Таких было более тысячи, и они отнюдь не стремились забыть свое прошлое. Криминогенная обстановка на объекте резко ухудшилась. Помимо «разборок» среди бывших зэков, нередкими стали грабежи и разбойные нападения. В конце концов жители Сарова стали бояться выходить на улицу в темное время суток.

В июле 1949 года Совет министров СССР все-таки принял постановление об удалении отбывших заключение в исправительно-трудовых лагерях за пределы объекта. Но возможно ли было кардинально решить проблему, если в самом городе продолжали существовать лагеря? И только спустя четыре года, в 1953 году, после смерти Сталина, последний из этих лагерей был переведен в другие не столь «отдаленные места». Так была, наконец, перевернута «лагерная страница» истории ядерного объекта страны.

Существовали и другие особенности обустройства людей на объекте. Бесспорным, однако, был тот факт, что большинство прибывших сюда для решения задачи государственной важности — создания первого образца отечественного атомного оружия, были настолько одержимы работой, что зачастую мало обращали внимания на бытовую сторону жизни. Думается, что определенную роль играло и воспитание, с характерным для того периода неприятием мещанства, неправомерно связывающего с этим понятием просто хорошие бытовые условия. И все же по меркам послевоенного времени минимум благ и бытовых условий для участников реализации атомного проекта удалось создать. В годы перестройки на советское время был нацеплен ярлык уравниловки. Действительно, при создании ядерного центра стремились следовать принципу социальной справедливости. Упомянутый минимум благ равномерно распределялся между всеми сотрудниками КБ-11 вне зависимости от ранга и служебного положения. Каждый получал, кроме трехразового бескарточного питания в столовой, еще и карточки категории рабочих (самые высокообеспеченные), дополнительные карточки различного обеспечения, так называемые, «литерные». Причем всё, причитающееся по карточкам, отоваривалось весьма качественными продуктами, которых было, по свидетельству самих жителей, сверхдостаточно для семьи в три-четыре человека. К сожалению, и здесь не обошлось без политических спекуляций. Так, некоторые «исследователи» жизни закрытых городов в своих повествованиях утверждали, что, мол, достойное снабжение было только для ИТР, а рабочие жили впроголодь и в ужасных условиях, даже падали в обморок на рабочих местах. Диким вымыслом охарактеризовали подобные изыскания «первопроходцы» атомного проекта. По карточкам и прочим дополнительным «литерам» рабочие покупали продукты в одном с инженерно-техническими работниками магазине, того же ассортимента, по тем же ценам. Мебелью, домашней утварью и промтоварами рабочие снабжались так же, как и ИТР. Питались рабочие также без карточек по специальным талонам и по тем же ценам, что и инженерно-технический состав, правда, обедали те и другие в различных зданиях. Но связано это было не с дискриминацией, а просто не хватало помещений. Раньше ИТР питались в административном здании, а рабочие — в монастырском храме, переоборудованном под столовую. Ее называли «Веревочкой» из-за шедшего по фронтону здания витиеватого архитектурного пояска. Многие высококвалифицированные рабочие имели оклады в 2–3 раза выше, чем инженеры. Спецпривилегий для избранных и выдачи продуктов с «заднего крыльца» в то время не было и в помине [63] Советский атомный проект. С. 91. .